Шрифт:
Закладка:
Дом этот, как полагает Саул, заколдованный дворец, которым повелевают черти и привидения. Стоит дом в глубине погруженной в дрёму площади. В самом ее центре, можно сказать, пуповине – небольшое озеро между плакучими ивами, концы ветвей которых погружены в воду. Это аристократический квартал. Раньше здесь жизнь била ключом, но кайзер приказал долго жить, и пожухло величие аристократов. Молодежь покинула, упорхнув из квартала, и остались лишь старики. На окна особняков опустились жалюзи, словно веки, прикрывшие глаза. Вьющиеся растения и клумбы стали дичать. И подобна теперь площадь спящей королевской дочке, которая ожидает поцелуя, чтобы восстать из сна.
Дом этот похож на все остальные дома на площади. Но он более старый, серый, словно порос сединой. Он покрыт дикими вьющимися растениями и прячется в тени шеренги широколистных каштанов. Окна же дома распахнуты, и оттуда льется музыка радио и граммофона, слышны песня и смех.
В их доме можно говорить о болезнях, но ни в коем случае не всерьез.
– Тихо! – говорит Бумба. – Братец мой, Франц, поспорил с другом: у кого до завтрашнего дня будет больше комариных укусов. Брат любит заключать пари. Это у него болезнь. И всегда он выигрывает. Вот уже два часа он сидит здесь и втирает в кожу сахарную воду. Тихо! Ты еще отгонишь от него комаров.
– Страх Божий, какие люди живут в этом доме.
Доходят они до небольшого шалаша, увитого дикими белыми и алыми розами. В шалаше, в опрокинутой набок бочке сидит девочка десяти лет. Только голова её с толстыми черными косами торчит наружу. Девочка погружена в чтение книги и не обращает на них внимания. Любопытный Саул хочет войти в шалаш, но Бумба его остерегает:
– Это моя сестра, Иоанна, не приближайся к ней. Сразу же начнет кричать: “Не заслоняй мне солнце!” Она читала о каком-то мудреце, который точно так же сидел в бочке, и с тех пор сама не вылезает оттуда. Это у нее тоже такая болезнь – чтение. Идет в ванную с книжкой, выходит оттуда, забыв помыться. Это у нее болезнь.
Она напряжена. Длинный коридор на втором этаже наводит на нее ужас. Со стен, обшитых дубом, смотрят на нее сверкающие глаза чучел оленей, подстреленных охотниками, бывшими жильцами дома. Садовник Зиммель взбирался по лесенке, чтобы стереть с чучел пыль. От его движений, особенно когда он вытирал рога, дубовая обшивка стен издавала скрипы, которые возбуждали ее воображение. Она садилась в углу комнаты и сочиняла рассказы и стихи каждому из восьми оленьих чучел. Бумбе она рассказывала, что один из оленей был раньше колдуном. Домоправительница Фрида не выдержала. “Фрида, девочка не сумасшедшая”, успокоил ее хозяин дома и запретил мешать дочери сочинять странные истории и стихи. И Лотшин добавила: “Она необычная”. Но Фрида не успокоилась.
Карандаш ломается у нее в руках. Она видит ковер на полу салона. Из небольшой ниши на нее смотрит высеченная из белого мрамора Фортуна. Только из уважения к деду, который поставил эту скульптуру, отец не велит убрать это “произведение”.
Старинный, аристократический, обширный дом. На нём лежит печать прошлых владельцев – юнкеров. Много лет назад этот дом купила богатая ассимилированная еврейская семья Леви – преуспевающие промышленники. К юнкерскому стилю они прибавила роскошь и культуру процветающего класса. И только на этом этаже остался в целости старинный стиль. Круглый салон обшит потемневшим от времени дубом, стены украшены рогами воинских головных уборов Германии. В небольшой нише стоит статуя Фортуны, вытесанная из белого прозрачного мрамора. Лицо ее нежно и молодо, как у мечтательной девушки Пол покрыт мягким ковром, скрадывающим голос и вбирающим шум. Атмосфера сдержанности и вежливости охватывает гостей.
Доктор Ласкер вошел в столовую. И тут стены тоже обшиты темным постаревшим дубом. Так же выглядят занавеси из алого бархата с золотыми кистями на окнах, словно остатки былой роскоши. Да и камин, издавна не используемый, стоит как никому не нужное украшение, сохраняемое лишь для стиля. Над камином висит большая картина, на которой изображена брюнетка со спокойным выражением лица, но черные ее глаза пылают огнем в противовес всему ее облику. Это хозяйка дома в момент полного покоя. Она умерла несколько лет назад.
Вернись домой. Что имел в виду Израиль? Вернись к себе самой, будь честной и прямодушной с самой собой? С безропотным смирением она редактирует две первые, сочиненные ею главы. Новый словарь Эвен-Шошана распахнут перед ней. Друг ее, известный своей интеллектуальной честностью и жестким отношением к сочинителям, не смягчит своей критики ее текста. “Наш учитель Моисей определил абсолютные формы Десяти заповедей”, – говорит он, и добавляет: “Истинный писатель обязан огранить содержание подобающей ему формой. Неотъемлемая необходимость формы забывается многими писателями в современной литературе. По этой причине многие из них не создают талантливые произведения”.
Израиль читает третью главу, и блестящее описание понятия “мелкая буржуазия” в диалоге коммуниста Отто и еврейского подростка Саула воспринимается им с изумлением, как чудо.
– Отто, что это такое “мелкобуржуазный”? – испуганно спрашивает Саул.
– Мелкобуржуазный?.. Ну-у… Гм… Погоди, – Отто выпрямляется. – Представь себе такие длинные сани. Представил?
– Да.
– Сани везут из рая в ад, понимаешь?
– Понимаю.
– По разным причинам властителям тесно в раю, понял?
– Да.
– Нет. Сейчас поймешь. Итак, понятно, что те отверженные не хотят спускаться в Преисподнюю, хватаются с двух сторон за сани и пытаются затормозить спуск. Но они просто не понимают, в чем дело. Сани скользят легко и, в конце концов, все окажутся в Преисподней. Эти попадают туда быстро, а те – помедленней. Понял?
– Да.
– Нет. Сейчас поймешь. И вот, когда кто-то теряет терпение, перестает тормозить руками и, хоп, спускается вниз, тотчас его товарищи на санях кричат: Караул! Ничтожество! Изменник! Теперь ты понял?
– Понял и не понял! Ведь правы те, кто хочет затормозить сани. Зачем же им спускаться в Преисподнюю?
– Ага! – Отто сдвигает кепку в сторону. – Прямо политическая мысль! Жить в нашей Преисподней не большое удовольствие! Но пойми, мальчик, есть кто-то, кто сооружает лестницу из ада в райский сад, и тогда люди думают, что если поймут в чем дело, научатся по этой лестнице взбираться, понимаешь?
– Да, понимаю. Но почему я мелкий буржуа?
– Потому что ты еврей. Евреи все – мелкие буржуа.
Израиль хочет понять, что тревожит любимую женщину.
Наоми отвечает, что ее невестка, жена брата Лоца, не хочет с ней знаться. Клара никак не могла понять, что материальное положение и манера
