— Ты ведешь себя грубо, — упрекает она, как будто она трахает Джун Кливер, а не Беатрикс Киддо 2.0. — Я всегда заботилась о тебе. Я всегда беспокоилась о твоем благополучии.

— Ты думала, что я умерла, помнишь? — сухо замечаю я.

— И я думала о тебе каждый день своей жизни.

В это я действительно верю. Что-то в том, как она это говорит, и в напряжении, горящем в ее сапфировых глазах, говорит мне, что она думала обо мне, и я с трудом сглатываю, отводя взгляд на тыльные стороны своих рук.

— Где ты была все эти годы?

Я выпаливаю вопрос, прежде чем полностью осознаю, что говорю. Я хочу взять свои слова обратно, как только они окажутся в воздухе. Последнее, что я хочу сделать, это разозлить ее так сильно, чтобы она сделала что-то с Дженн в отместку.

Очевидно, ей не нравится этот вопрос. Когда я поднимаю глаза, выражение ее лица становится ледяным, и она смотрит на меня сквозь прищуренные щели. Дерьмо. Неужели я уже все испортила?

— Теперь я здесь, — говорит она сквозь стиснутые зубы.

Я отвечаю ей сердитым взглядом, хотя ничего не говорю в ответ. У меня длинный язык, но я не идиотка.

В воздухе вокруг нас повисает холод, который, я уверена, не рассеется в ближайшее время. Я думаю, что официант чувствует напряжение, когда подходит, чтобы принять наш заказ, потому что он выглядит дико неловко, его взгляд время от времени с любопытством блуждает по моему избитому лицу.

— Что я могу вам предложить, дамы? — спрашивает он официальным, но напряженным тоном.

— Я возьму лосося с лимонным перцем, — говорит Нора властным тоном, который, я думаю, сотворил бы волшебство в зале заседаний. — И моя прекрасная дочь съест нью-йоркскую отбивную с печеной картошкой.

Официант записывает заказ и практически убегает от стола, когда Нора отпускает его.

Я в шоке смотрю на нее.

— Откуда ты знаешь, что мне нравится нью-йоркская отбивная с печеной картошкой? — тихо спрашиваю я.

Она встречается со мной взглядом и поджимает розовые губы в понимающей улыбке.

— Я знаю о тебе все.

Эта. Сука. Сумасшедшая.

К тому же, в ее словах явно слышится угроза. У Дженн не было бы такой информации. Мама была печально известна тем, что тратила наши продовольственные деньги на наркотики, так что у нас едва хватало на картошку, не говоря уже о отбивной. Только когда я переехала к Карли, я обнаружила свой любимый кусок говядины.

Как давно Нора шпионит за мной?

Мы сидим в полной тишине, пока ждем свою еду. Никто из нас не хочет сдаваться и говорить первым, и я не могу не думать о Карли еще немного.

Теперь, когда мысль о ней появилась в моей голове, трудно не сравнить Нору с ней. Всякий раз, когда я с Карли, все так просто, и я всегда чувствую себя такой любимой и защищенной. Я не чувствую этого с Норой. Совсем.

Единственное, что связывает нас друг с другом, — это кровь и генетика. Здесь нет любви, и я сомневаюсь в том, что она когда — нибудь появится.

Для Элеоноры Мэллори единственное, что я представляю, это денежное состояние, и я не совсем уверена, как все это закончится.

Или что будет со мной, когда она его заберет.

Наконец, я больше не могу этого выносить.

— Как Дженн?

Уголок ее рта приподнимается, и в глазах появляется довольный блеск. Она рада, что я сломалась первой.

— С ней все в порядке. Я обещала.

Я скриплю зубами.

— Прости меня, если я не придаю большого значения твоим обещаниям. Мне нужны какие-то доказательства.

Ее бровь взлетает к линии волос, и я не могу сказать, раздражаю я ее или нет.

— Тебе нужны доказательства? Прекрасно.

К моему удивлению, она достает телефон из своей крошечной сумочки и набирает номер. Пока он звонит, она протягивает его мне через стол.

— Послушай сама.

Я осторожно подношу телефон к уху, и в следующий момент он щелкает, и скрипучий голос курильщика говорит: — Нора? Разве ты сейчас не с Мэллори?

У меня перехватывает дыхание.

— Мама, это я.

Я не обращаю внимания на то, как Нора втягивает воздух сквозь зубы, когда слышит, как я называю Дженн так, но мне плевать.

Эта женщина вырастила меня. И чем больше я узнавала о ней, чем больше я копалась в короткой жизни Александры Мэллори, тем больше я понимала, в какой оболочке я выросла.

Наступает пауза, а затем Дженн шепчет: — Мэл? Что ты делаешь? Где Нора?

Ее голос звучит приглушенно, потому очень сложно разобрать слова. Видимо, она несчастна так-же как и я. Или очень спокойна, что заставляет меня думать, что если она сейчас не под кайфом, то очень скоро будет.

— Она здесь.

Я бросаю взгляд через стол на Нору, которая, скорее всего, проведет остаток вечера, швыряя наркотики в свою сестру просто для того, чтобы успокоить ее, и ненависть горит жарко и глубоко в моем нутре. Как будто она точно знает, о чем я думаю, она слегка пожимает плечами. Зажмурив глаза, я прижимаю телефон ближе к уху.

— Мне просто нужно было знать, что с тобой все в порядке, — шепчу я Дженн.

Снова тишина. Мой разум начинает сходить с ума от всех возможных способов, которыми Нора могла причинить боль Дженн, и теперь она слишком боится что-либо сказать мне прямо сейчас.

Затем она шепчет: — Со мной все в порядке. Правда. Моя сестра никогда бы не причинила мне вреда. Просто … просто послушай Нору, хорошо? Она хочет только лучшего для тебя. Тогда мы все будем вместе, счастливы и в безопасности.

Дженн так наивна, что это причиняет боль, но я не делюсь своими сомнениями вслух. Я не хочу ее напрягать, потому что знаю, что она просто ударит по тому, с чем ей труднее справиться.

— Ладно. Я ее выслушаю. Я просто … Я просто рада, что с тобой все в порядке.

— Да, — уверяет она меня, хотя я ей не верю. Дженн никогда не бывает в порядке. По крайней мере, теперь я знаю, почему. — Тебе нужно пойти и вернуться к своему ужину с ней. У нее не так уж много терпения, ты же знаешь.

Именно тогда я слышу страх в голосе Дженн, и что-то сжимает мою грудь. То ли это страх за мою безопасность, то ли просто общий страх перед Норой, я не могу сказать наверняка, но я не хочу волноваться, поэтому я делаю глубокий