Шрифт:
Закладка:
Но отрывок, с которого я начал свой рассказ, навел антиквария на мысль о поисках иного рода. В одной часовне – не важно где – он видел принадлежащие руке явно одного художника три огромные фигуры, каждая из которых заполняла целиком оконный проем. Манера исполнения свидетельствовала о том, что фигуры были нарисованы немецким художником шестнадцатого века. Тем не менее при внимательном их изучении выявились некоторые детали, не присущие изображениям подобного типа. На стеклах были воспроизведены – угадайте кто? – патриарх Иов, евангелист Иоанн, пророк Захария. У каждого в руке была книга или свиток с цитатой из его писания. И именно в этом, на что обратил внимание антикварий, и заключалось отличие от нормы. Сравнив цитаты с Вульгатой[36], он обнаружил, что они почему-то неточные. Так, свиток Иова гласил: «Auro est locus in quo absconditur»[37] (вместо «conflatur»[38]); на книге Иоанна было написано: «Habent in vestimentis suis scripturam quam nemo novit»[39] (вместо «in vestimento scriptum»[40]), и вся фраза целиком была составлена из двух разных стихов; а у Захарии: «Super lupidem unum septem oculi sunt»[41] (это единственная цитата, которая осталась без изменений).
Наш исследователь пребывал в печальном недоумении, гадая, почему все трое оказались на одном окне. Никакой связи – исторической ли, символической или философской – между ними не существовало. И он предположил, что они были всего лишь частью ряда пророков и апостолов, украшавших, скажем, окна, выходящие на хоры некой большой церкви.
Но отрывок из «Sertum» совершенно менял дело, потому что именно этих персонажей, изображения которых ныне находились в часовне лорда Д., постоянно поминал аббат Фома ван Эшенхаузен Стейнфелдский, и именно их данный аббат поместил на окно примерно в 1520 году в южном нефе церкви своего аббатства.
Во время изучения данного вопроса мистеру Сомертону не давала покоя мысль о слухах о сокрытом сокровище, и, чем чаще он о нем думал, тем ему становилось очевиднее, что если загадочный ответ, который аббат давал всем любопытствующим, что-то и значил, то только то, что разгадка секрета таится на каком-то окне монастырской церкви. Более того, первая таинственная фраза на свитке бесспорно имела отношение к кладу.
Мистер Сомертон не сомневался, что необходимо изучить каждую черточку, каждый знак, поэтому, вернувшись в свое поместье в Беркшире, потратил не одну пинту лампового масла, разглядывая чертежи и наброски. Через две-три недели настал день, когда мистер Сомертон приказал своему слуге упаковывать чемоданы, так как они едут за границу. Мы же пока за ним не последуем.
II
Перед завтраком – стояло чудное осеннее утро – приходской священник Парсбери мистер Грегори совершал прогулку до ворот, дабы встретить почтальона и вдохнуть свежего воздуха. И разочарование не постигло его. Прежде чем он успел ответить то ли на десять, то ли на одиннадцать всевозможных вопросов, заданных его пребывающими в озорном настроении отпрысками, сопровождавшими его, появился почтальон, и среди утренней почты оказалось письмо с заграничными штемпелем и маркой (из-за которой юные члены семейства Грегори тут же передрались) и адресом, написанным хотя и с ошибками, но явно на английском.
Когда священник открыл конверт и взглянул на подпись, он обнаружил, что пишет ему верный камердинер его друга и сквайра, мистера Сомертона. Вот что там было написано:
Многоуважаемый сэр!
В большом беспокойстве я о хозяине и пишу как он просит умолять вас, сэр, будьте так добры поторопитесь. У хозяина тяжелая болезнь, и он в своей кровати. Таким его я никогда не видел и ни чудо, и ничто ему не поможет, только вы, сэр. Хозяин говорит, чтобы я пописал короткую сюда дорогу ехать до Кобблинса и взять двуколку. Надеюсь, я все написал понятно, но я очень смущен тревогой и ночью не спим. Может быть, смело с моей стороны, сэр, но мне будет приятно видеть честное британское лицо посреди иностранных.
Ваш, сэр, верный слуга
Уилльям Браун
Р.S.
Забыл написать название деревни у города, она именуется Стинфелд.
Удивление, суматоху и поспешные приготовления к отъезду, в которые повергло это письмо тихий дом священника в Беркшире в лето Господне 1859-го, представляйте сами. Я же только сообщу, что мистер Грегори сел на поезд до города в тот же день, затем ему удалось раздобыть каюту на корабле до Антверпена и место в поезде до Кобленца.
Проезд от этого географического пункта до Стейнфелда тоже не составил труда.
Как повествователь, я нахожусь в замешательстве, так как сам в Стейнфелде никогда не бывал, а главные герои истории (от которых я и получил данную информацию) дали мне довольно расплывчатое и мрачное его описание. Насколько я понял, это крохотное местечко состоит из большой церкви, чье старинное убранство давно разграблено; некоторого количества разрушенных зданий, главным образом семнадцатого века; и монастыря, который, как и ему подобные в Европе, был в свое время перестроен его обитателями в соответствии с роскошной модой. Я не считаю, что стоит тратить деньги, дабы повидать это место, потому что, несмотря на то что оно, вероятно, гораздо привлекательнее, чем показалось мистеру Сомертону или мистеру Грегори, оно слишком мало, чтобы проявлять к нему особый интерес – разве только по одной причине, которая меня не очень-то волнует.
Гостиница, в которой поселились английский джентльмен и его слуга, является или являлась единственной «приемлемой» в деревне.
Извозчик немедленно доставил мистера Грегори по адресу, у двери его уже ждал мистер Браун. Мистер Браун, проживая дома в Беркшире, считался образцом безучастного племени с бакенбардами, известным как верные камердинеры. На сей же раз он был в высшей степени не в себе – в светлом твидовом костюме, охваченный тревогой, почти что возбуждением, он ощущал себя хозяином ситуации. Его облегчение при виде «честного британского лица» священника было непомерным, но слова, которые он произнес, утверждали прямо противоположное. Он всего лишь сказал:
– Что ж, я, безусловно, рад, сэр, видеть вас. И я не сомневаюсь, что хозяин тоже будет рад.
– А как ваш хозяин, Браун? – нетерпеливо прервал его мистер Грегори.
– Кажется, лучше,
