– Ну и что? Поищем, что у нас есть на Луи Беккера, и выясним.

– А по-моему, это потеря времени, я бы сосредоточился на других следах, – заявил Павловски.

– Каких именно?

– Возникла у меня одна теория. Я тебе раньше о ней не говорил, не хватало кое-каких деталей, но теперь все отчасти прояснилось.

В Максиме пробудилось любопытство, но он молчал.

– Ты не проголодался? – вдруг спросил Борис. – У меня во рту с утра маковой росинки не было: хочешь, заедем перекусить и я заодно все тебе расскажу?

Тон младшего лейтенанта был на удивление сердечным, и Максим несколько долгих секунд раздумывал над его предложением.

– Я обещал сегодня пообедать со старым другом. Жаль, но твоей теории придется подождать, пока я вернусь в бригаду.

Павловски скривился:

– Уже почти три часа.

– Именно, и я уже очень опаздываю.

Съезд с автострады приближался, а Борис все никак не мог разобраться в собственных мыслях. Неуловимый Максим давал ему немало пищи для размышлений, он даже затруднялся сказать, чем сам был занят большую часть времени – попытками понять это загадочное существо или следствием, которое они вели. Как бы то ни было, он по-прежнему был убежден в существовании связи между этим делом и напарником, и ему не терпелось пообщаться с Максимом лицом к лицу, чтобы рассказать о своих последних открытиях.

Когда за платанами показались здания казарм Анси, Максим нарушил молчание:

– Я тебя высажу у парковки, ладно? Мне правда пора. Я через час вернусь.

При других обстоятельствах Павловски никогда бы не позволил жандарму, находящемуся в его подчинении, заниматься собственными делами в разгар расследования; но в данном случае приходилось идти на уступки, чтобы завоевать его доверие. Пусть отправляется обедать в середине дня. Сколь веревочке ни виться, конец неизбежен.

18

После того как Борис вышел из машины, Максим развернулся и, как только оказался вне поля зрения коллеги, схватил тюбик с транквилизатором и проглотил таблетку, оцарапавшую горло. Почувствовал, как пилюля скользит вниз, до самого желудка.

Пока светофор горел красным, он откинулся на подголовник и закрыл глаза. Под веками плясали тени, и он ощущал, как замедляется биение сердца.

Через несколько секунд сзади загудели машины, и он вздрогнул, вынырнув из раздумий. Включил первую передачу и тронулся с места.

Через десяток километров дорога поднялась на перевал и снова запетляла. Ранняя зелень вела дуэль с чернотой неба. Никакого жилья в окрестностях, лишь деревья до самого горизонта. Только первоцветы у подножия дубов, каштанов и лиственниц привносили нотку надежды в это угрюмое окружение.

На повороте две колеи, заполненные дождевой водой, – очевидно, след трактора – свидетельствовали, что в этой глубинке все же есть люди.

Максим проехал мимо деревянного щита, указывающего направление к альпийскому ресторану, хорошо известному гурманам и туристам. Потратив несколько евро, здесь можно было продегустировать местные блюда в типично савойской обстановке, со спартанским комфортом, но теплым приемом.

Машина затормозила перед покрытой гравием дорожкой, мягко сбегающей к прелестному, типично деревенскому шале, крыша которого обоими скатами касалась земли. Дерево фасада и балкона казалось доисторическим, и только черепица из плитняка блестела как новенькая.

Стоило открыть дверцу, и в салон машины ворвался холод, ледяными касаниями напомнив, что на высоте температура понижается еще на несколько градусов. Запах горечавки, цветущей в углу запущенного сада, вызвал счастливые воспоминания юности. Рефлекторно Максим глянул на ржавый портик, где когда-то красовалось изображение трапеции и весов, и почувствовал легкий укол в сердце. В обычное время его гиперчувствительность вызвала бы ощущение кома в горле и непреодолимое желание заплакать, но благодаря химическому присутствию в крови транквилизаторов дурнота оказалась легкой и мимолетной.

Подойдя ко входу, он нажал на звонок и подождал несколько секунд. Короткая красная занавеска за окошечком в центре деревянной двери отодвинулась, и он увидел улыбку Анри Саже.

– Мне чуть было не пришлось ждать![26] – воскликнул он с порога, протягивая к Максиму руки.

Мебели внутри было совсем мало: заставленные книгами полки занимали практически все стены. Множество низковольтных лампочек давали оранжевый свет, теплый и приветливый. Старый паркет поскрипывал под ногами. Мужчины направились в большую комнату, где шахматная доска, казалось, терпеливо дожидалась, когда ее удостоят вниманием.

Максим склонился над расставленными фигурами и оглядел позиции пешек.

– Ты так больше и не играл? – удивился он.

Анри, вынося из кухни дымящийся чайник и пару чашек, воскликнул:

– Я ждал тебя! Хотел, чтобы ты своими глазами посмотрел, что я тебе готовлю: ручаюсь, ты ночь спать не будешь.

Он разразился утробным смехом; Максим ограничился сдержанной улыбкой.

– Хочешь чаю?

– Как всегда, тот малоизвестный сорт, который ты откопал уж не знаю где?

– Тот самый! – гордо объявил Саже. – «Ледяное объятие»: чай с мятой из Поднебесной.

– Давай «Ледяное объятие», хотя к нынешней погоде это не слишком подходит.

– Хочешь поглядеть на игру мастера? – спросил Анри, указывая на шахматную доску.

– Может, чуть позже, – ответил Максим, почесывая макушку, и немедленно пожалел об этом жесте, явно выдававшем затруднение.

Саже нахмурился:

– У тебя все в порядке? Возвращение в бригаду прошло хорошо?

От капитана Саже ничего нельзя было скрыть: он не обучался синергологии, однако по-прежнему оставался тонким наблюдателем, а еще психологом с обостренной чувствительностью.

Максим подул на свой чай и отозвался:

– Все нормально. У нас сейчас одно необычное дело…

Анри вылез из кресла и вернулся на кухню.

– Пока не забыл: я кое-что оставил тебе от обеда. Надеюсь, ты не в обиде, что я поел без тебя. Полента с грибами и соевый стейк. Ни масла, ни сметаны.

Благодаря транквилизаторам Максим чувствовал себя словно обернутым в вату, и голод, терзавший его желудок несколько часов назад, совершенно исчез.

– Я захвачу это потом с собой, – ответил он.

И снова лицо бывшего капитана омрачилось. Он медленно вернулся, паркет заскрипел. Устроившись в потертом бархатном кресле, он внимательно глянул на гостя:

– Ты сказал, необычное дело?

Максим отпил еще несколько глотков и сосредоточился на ощущении тепла, стекающего по горлу.

– Вчера в отделение недалеко от Анси заявился странный тип и уведомил всех, что убил четырех человек. Не желал ни назвать свое имя, ни объяснить, почему это сделал, только выдал список из четырех жертв.

Саже вытаращил глаза и поудобнее устроился в кресле.

– И мы никак не можем вытянуть из него на допросах хоть что-то; естественно, мы начали поиск по именам из списка и поехали к ним на дом. А там новая странность… У всех четырех жертв в домах обнаружились следы замытой крови, но никаких тел.

– И кто они