– Меня тут нет, а значит, и платить не буду, так что ли? – передразнивал я его. – Классно же ты, сердце, все придумало. Здорово! Никогда не платило, а теперь я должен платить за тебя? Ну уж нифига.

Но платить приходилось.

– Что за односторонние отношения? Я тебе не муж. Я тебя, сердце, не выбирал, тебе ничего не обещал и ничего не должен, так что сделай одолжение – спрячься обратно, словно тебя и нет. Не нужно ты мне. Зачем мне то, что болит? У меня есть отжимания, большего мне и не надо.

Но сердце все равно болело.

Это словно шутка какая-то. У сердца определенно плохое чувство юмора. Не думал я, что со мной случится сердце. Никогда не жаловался на него. Никогда же не было и не болело.

И почему мое никогда закончилось именно сейчас?

Признаться, я всегда с каким-то пренебрежением и даже завистью смотрел на сверстников, у которых было сердце. И еще бы! Бессердечные работают, пока те, у кого сердце, отдыхают. Да, бессердечным быть нелегко. Бессердечным приходится работать больше – и за себя, и за тех, у кого оно есть!

Они использовали сердце как универсальный предлог и универсальное оправдание. То у них сердце болит, то, наоборот, перестало. Все с таблетками в сумках и бегали. А когда нужно, показывали таблетки, как пропуск, и проходили куда нужно. Или наоборот, не проходили, а уходили домой в обед под сочувствующие взгляды.

– У нее сердце… бедняжка.

Помню, как я злился.

– Это мне сочувствовать надо, а не ей! – рассуждал я, когда она в очередной показала белый пропуск с таблетками и потопала домой, а на самом деле в бар. – Она ушла пить, а мне за нее работать… потому что у нее, видите ли, сердце, а у меня его, видите ли, нет!

«Как же, наверное, классно иметь сердце! – думал я, когда у меня сердца не было. – Все двери открыты тем, у кого оно есть, даже двери с работы после обеда. Такие особенные двери закрыты для бессердечных».

– Вот же несправедливость! – высказывал свое мнение полу, когда отталкивал мысли о сердцах, что не работают, но пьют вино. – И почему у них есть сердце, а у меня его нет? – совершал я очередное повторение моего уравнивающего упражнения, выравнивая таким образом соотношение рабочего времени и времени отдыха. – Чем эти колеса запивать и катиться с ними куда-то, лучше бы пол потолкали. Половая жизнь еще никому не навредила, естественно, если правильно выбирать пол. А то и занозу поймать можно. Пол должен быть ровным, мытым и желательно гладким. Пол абсолютно безвреден. А сердце еще какое вредное. Сердце одних вредит другим.

Надо сказать, что отжимался я часто, но когда дело доходило до чужих сердец, я все никак не мог перееотжимать свое раздражение, часть его возвращалась обратно при каждом сгибании. Впрочем, с отжиманиями так всегда. В них так и не разберешь кто кого. То ли я положил свое мнение на пол, то ли пол положил на мое мнение.

Сперва я думал, что им просто повезло, а мне нет, но, когда однажды один человек с сердцем заставил меня помыть пол, а сам выглядел как здоровая версия меня, я засомневался. То оказался пол сомнения. И в ту бессердечную пору это сомнение лишь росло. А сердечная коллега уходила все чаще и чаще.

– Это же надо! – отжимался я от переработки. – У нее сердце, а у меня работа! Классно же она придумала! Не хочу я работать на сердце!

Точно. Слово-то какое – «придумала».

Тогда-то я и перестал верить в сердца. Я, не задумываясь, перенес этот орган из разряда «повезло» в разряд «выдумка» и негласно нарек всех его обладателей лгунами.

Сердцемеры – так я их называл. Надевают сердце, когда им нужно. Притворяются, что у них сердце, чтобы я за них полы мыл. И приходилось!

Я начал думать, что сердце выдумали только с одной целью – чтобы не работать и не мыть пол. Потому что, по моим скромным наблюдениям, заниматься сексом сердце еще никому не мешало. Оно и понятно, работать с сердцем нельзя, а вот трахаться с сердцем можно.

Примерно так, анализируя чужие сердца, я пришел к выводу, что их нет. Как нет снежного человека, несмотря на все уверения свидетелей и очевидцев.

Безусловно, те свидетели всего-навсего очень сильно не хотели мыть пол, вот и выдумали это антиполовое создание. И теперь вместо пола они толкают сувениры и экскурсии.

«Сердце –  выдумка. Оно как Дед Мороз», – так думал я.

Думал, пока у самого не заболело.

Вафельная слюнка

Я засыпал с сердцем и просыпался с ним. И с каждым днем сердца в моей жизни становилось все больше, а пола все меньше.

«Мне же еще даже не пятьдесят, – призадумался я. – Зачем же я толкал этот пол, если все равно сердце?»

Я же толкал его как раз для обратного, для того, чтобы в моей жизни сердца не появилось, а оно все равно возьми да появись – так я и перестал отжиматься.

Не помогло.

Зато потянуло на сладкое. Тортики там всякие да трубочки с вареной сгущенкой или кремом. Да что там, даже чай начал пить, и тот с сахаром. Как говорится, сорвался. Целый год сдерживался, следуя рекомендациям интернет-диетологов, заменяя вкусное сладкое отжиманиями и брокколи, а вместо здоровья получил боль под ребром. Я подумал, есть ли смысл себя ограничивать, если все равно не помогает, а еще и невкусно в придачу? Определенно нет. Есть нужно все, что хочешь – все равно однажды с тобой случится сердце. Так что я остался без ограничителя, и кондитерский поток хлынул в мой рот без всяких препятствий.

Стоило мне только увидеть пряный козырек маленькой пекарни на углу, как сразу во рту собиралась слюнка. А перед глазами появлялась она – вафельная корочка. Она имела вкус, даже находясь в моей голове.

Как знать, возможно, я по старой привычке просто искал способ уравновесить убытки (в данном случае сердце) и, разочаровавшись в отжиманиях, нашел в сладком новый противовес. Даже если и так, съедобный противовес оказался ничуть не хуже. Но сердцу трудно что-то противопоставить – все равно чувствовал себя в минусе.

Правда, совсем недолго. Выяснилось, что сердце – это не только убыток, но