Наступила депрессия, подобная той, что была у него в шестнадцатилетнем возрасте, когда он пытался покончить с собой, выстрелив в себя. Его тогда спасли, но после этого у него развились разного рода болячки, в том числе разрасталась глухота, отчего порою голос писателя становился немного визгливым. Арцыбашев стал подумывать об эмиграции. Дальнейшую свою жизнь в России он считал невозможным.

– Своеволие большевиков терпеть стало невозможным, – объяснял он своим близким на семейном совете, на котором присутствовала и Надежда Петровна Линицкая. – Жить не на что, а тебя, того и гляди, отправят в Чека.

– Но куда же ехать-то? – испуганно спросила жена. – Если только к Борису.

Сын Арцыбашева, Борис, в двадцатилетнем возрасте, еще четыре года назад, в 1919-м, уехал в Соединенные Штаты Америки и устроился в Нью-Йорке в граверную мастерскую.

– Борис оказался более прозорливым, нежели я, и я рад, что он стал эмигрантом. Ведь что такое нынче эмигранты? Это люди, которые не могли примириться с большевицкой тиранией и тяжкую свободу изгнания предпочли существованию под бичами кремлевских палачей. Честь им и хвала! Самым бытием своим они доказывают, что еще не весь русский народ превратился в бессловесный скот для чекистской бойни.

Он замолчал, наполняя легкие новым глотком воздуха. Затем снова продолжил:

– И вот, пока мы, остающиеся в Совдепии, мы – несчастные парии, тварь дрожащая, покорно лижем пятки своих мучителей, под дулом чекистского револьвера, они, эмигранты, бодро и мужественно куют молот святой ненависти, которым рано или поздно разобьют наши цепи. Но я не могу так далеко уехать от России.

– Тогда как же? – спросила другая сестра, Ольга Петровна, мать Сергея.

– В Польшу уедем. Вы не забывайте, что наша матушка полячка. А причиной отъезда назову желание подлечиться. Какие здесь, в России, особенно в красной России, условия для лечения?

Таким образом, вопрос был решен. И Арцыбашев уехал вовремя – советская власть не любила, когда ее хаяли свои соотечественники. А как еще можно относиться к соотечественнику, который писал о революции такие вот строки: «Снова начинаются разговоры о том, как оценить проходящую революцию! И снова всплывают те же положения: большевицкая революция совершилась потому, что не могла не совершиться, она есть вполне закономерное явление, и сколько бы жертв она ни унесла, какое бы ужасное разрушение ни причинила, она все-таки послужит фундаментом лучшего будущего. С этих двух точек зрения революцию оправдывают.

Еще Кузьма Прутков рекомендовал смотреть в корень! А тут вся беда именно в том, что огромное большинство людей и не умеют смотреть в корень. Странная, между прочим, вещь человеческая логика. С ее помощью можно перевернуть мозги так, что они, как будто рассуждая совершенно правильно, потеряют всякий смысл… Да, революция явление закономерное. Но ведь и чума – явление закономерное в высшей степени. Эпидемия чумы вспыхивает не по капризу собственному, не по воле какого-либо лица. Чума приходит потому, что она в данных условиях и не может не прийти. Но разве на этом основании можно “оправдать” чуму? “Хвала тебе, чума!” – может возопить только человек, окончательно обалдевший и запутавшийся. Еще более правильно, что революция послужит фундаментом будущего. Лучшего или худшего – это еще, конечно, вопрос. Но если можно допустить, что именно лучшего, то не надо забывать, что понятие о фундаменте вещь растяжимая. Фундаментом может послужить и куча обломков, и настоящий фундамент, заложенный строителем совершенно обдуманно, в строгом соответствии со всем планом и стилем будущего здания.

Весь ход октябрьской революции, начавшийся с крутого и прямого поворота к коммунизму и заканчивающийся политикой уступок и приспособлений, указывает на то, что о настоящем, обдуманном, строительном фундаменте не может быть и речи.

Здесь, именно, мы имеем дело с диким разрушением и кучей обломков, которую стараются приспособить под постройку, в качестве фундамента.

О, конечно, жизнь такая штука, что в конце концов она все переварит. В общем историческом процессе и нашествие варваров является толчком к новому подъему культуры. Но сказать, что именно нашествие варваров есть шаг вперед к культуре, что именно варвары – носители культуры, очевидная нелепость.

Да, из большевицкой революции будущие поколения извлекут полезные уроки, и в этом смысле она сыграет свою роль в прогрессе человечества. Но это вовсе не значит, что именно она и является носительницей прогресса…»

В Арцыбашеве вообще жил дух противоречия и борьбы. Он любил не соглашаться. Ему нравилось быть одному, в стороне, при своем собственном особом мнении. Он говорил о себе: «Я не правый, не левый, не монархист, не республиканец. Я просто русский человек, любящий свою родину».

Арцыбашев был типичным русским интеллигентом – с небольшой, аккуратно подстриженной бородой и усами a-ля Чехов, в таких же круглых очках, держащихся на переносице, с цепочкой на шее, и густыми темными волосами. И при этом практически никто никогда не видел улыбку на лице Михаила Петровича.

Он тяжело переживал свой отъезд из России, понимал, что это навсегда. Жаловался друзьям:

– Я, русский писатель, любящий свою родину искренно и просто, как любят родную мать, считал своим долгом не покинуть ее в годину тяжких бедствий. Поэтому в течение шести лет, несмотря на опасности и лишения, я оставался в России, и перед моими глазами прошла вся эпопея большевизма, с ее безумным началом и бесстыдным концом. Но я покинул родину не из страха перед террором, не потому, что боялся голодной смерти, не потому, что у меня украли имущество, и не потому, что я надеялся здесь, за границей, приобрести другое… Я покинул родину потому, что в ней воцарилось голое насилие, задавившее всякую свободу мысли и слова, превратившее весь русский народ в бессловесных рабов… Я покинул родину не для того только, чтобы бороться за нее, чтобы освободить русский народ от рабства, но прежде всего – для того, чтобы самому не быть рабом.

С момента приезда Арцыбашева в Польшу начинается новая полоса его жизни. Он быстро получил польское гражданство, именно благодаря польским корням матери, и посвятил себя всецело борьбе. Он боролся за Россию, против большевиков, он боролся с косностью эмиграции, он боролся, наконец, со смертью. Тяжелый недуг ни на минуту не давал ему покоя. Арцыбашев неоднократно, как бы извиняясь за недостаток своей работоспособности, говорил:

– Поймите, ведь мне все время приходится бороться со смертью!..

В Польше Арцыбашев стал одним из руководителей и постоянным автором газеты «За Свободу!», в которой, в частности, печатал обозрения преимущественно общественно-политического содержания под общим заглавием «Записки писателя». Здесь,