Гимбл, двадцать девятый день сезона свистящих гейзеров

Во время войны в подземьях драконы неминуемо уничтожили бы гномов, если бы не механисты, которые находили способы обуздать драконью магию, создавая машины с похожими умениями. Когда они сталкивались, то умения машин продолжали работать, а магия драконов, которую машины повторяли на свой лад или гасили противоположным воздействием – магия драконов переставала действовать в их присутствии. Ледяные драконы не могли исторгать холод, когда поблизости работали шагуны-огнемёты. Да, шагуны были опасны для самих же гномов и плохо управляемы, на их совести множество обожженных, искалеченных, едва не лопнувших от ярости механистов – но шагуны помогли выиграть сражения, в которых иначе у гномов не было бы ни одного шанса. Снящие ужас драконы не могли никого усыпить, если против них выставляли достаточное количество ревунов. Механисты не придумали, как полностью погасить способность снящих ужас навевать страх: смешные и страшные машины, с которыми экспериментировали гномы, почти не действовали на драконов или, во всяком случае, не действовали на них одинаково успешно, однако с горем пополам снящих ужас тоже подавили. Также не нашлось сколько-нибудь универсального решения для противостояния эфирным драконам, но их с самого начала было мало, и они не оказывали решающего значения ни в одном из противостояний.

И вот, пожалуйста, теперь нужно придумать, как одолеть золотого дракона. А ведь никто и представления не имеет, какими способностями этот дракон обладает… Точнее, про одну-то известно, дракон сам её и продемонстрировал, чтобы заключить уговор с королём, но в способности слышать руду и камни нет ничего опасного для гномов. А вот есть ли у него вторая?

– Так и знал, что придет кто-нибудь из наших, – щербато улыбнулся Лузис Мятый, нищий из квартала Мастеров, сидящий на обычном своем месте, под указателем. Только глаза его не улыбались, буравили Годомара буравчиками: один зеленый, другой карий. – Как пошел слушок про дракона, так я и понял. Вишь как, ты и пришёл!

Конечно, даже поверенный самого короля может потребовать от гномов хранить тайну под страхом изгнания в глубокие подземья вместе с семьями, но в этом нет никакого толка, если гномы даже не понимают, как именно выбалтывают секреты. Они не представляют, сколь много слышат те, на кого никто и никогда не обращает внимания, так что о появлении золотого дракона у врат Гимбла нищие узнали ненамного позже самого короля и уж куда раньше, чем большинство горожан. А Лузис Мятый, потомок механистов и сам в прошлом недоученный механист – уж он-то такой новости упустить никак не мог и перебрался в квартал Мастеров, как только стало известно, где поселился новоявленный дракон.

Годомар помялся и присел рядом с Лузисом, протянул ему тяжелый гремящий мешочек. Нищий заглянул в него, погрузил пальцы в звякающие железки.

– Хочешь знать, где дракон? – ухмыльнулся щербато. – Бродит вокруг Узла Воспоминаний. Находит новые выходы к старым дорогам. Воду находит, руду и камешки.

– Знать, где он – очень полезно, но еще больше я хочу знать, что он умеет, – как можно равнодушнее проговорил Годомар.

Лузис поставил мешочек наземь, распустил тесемки, принялся рассматривать железки внимательно.

– Дракон умеет искать дороги, воду, руду и камешки, – повторил он. – Я больше ничего не знаю.

Годомар помолчал, ожидая, пока пройдет мимо ватага ребятишек. Они громко спорили: имя чьего отца выкрикнет глашатай с Громкого Камня, объявляя имя лучшего кузнеца сезона? Ведь уже почти начало приближаться окончание сезона свистящих гейзеров, вместе с ним – время очередной всегимблской пьянки и всех сопутствующих торжеств.

– Мне нужно знать, умеет ли он что-нибудь еще. Наверняка знать.

Лузис шумно вздохнул, затянул тесемки мешочка и сунул его под куртку. Глаза у него были скучными.

– Откуда я тебе такое разведаю? Не в Гимбле для этого надо сидеть, а в Узле Воспоминаний, оттуда ж пока только один гном и возвратился, да и тот почти сразу назад утрёхал.

Про того единственного гнома Рукатый и сам знал: тот принес известие о хробоиде, появившемся в Узле Воспоминаний – довольно близко к Гимблу, потому теперь механисты, не дожидаясь королевских повелений, собирали новых стрелунов и стражих змей, чтобы оживить их, как только повеления придут, а они, конечно же, придут – наверняка ведь патрулирование решено будет расширить дальше за пределы городских врат. Фрюг даже обрадовался хробоиду, а то, понимаешь ли, безобразие сплошное: разведчики а-рао давно не подбирались к пригородским пастбищам горбачей и плантациям кустов-ползунов, стражие дозоры далеко от врат не уходят, город не живет в постоянном ожидании противостояний с врагами и не планирует напасть первым. Всё это, по мнению Фрюга, просто кочерга знает что такое, сплошной упадок боевого духа и благорастворение в повседневности, что само по себе – позорище для гномов. Опомнитесь, безумцы, пока у вас на головах не стали прорезаться острые уши, и элегантные башни вроде шарумарских не проросли на Перекрестке!

– Нет, Годомар, – голос Мятого был само сочувствие, но глаза он отводил, – вишь как получается: про дракона наверняка можно разведать или в подземьях, или в Донкернасе.

– А мне нужно здесь.

– Ага, – Лузис сделал долгий вдох и долгий выдох. – А мне нужен сердечник с медной крошкой и еще пара медных трубок, одна на палец и одна – на полтора.

– И кочергу железную в ухо, – предложил Годомар.

Лузис Мятый равнодушно пожал плечами и отвернулся.

– Ну зачем тебе сердечник? – тоскливо спросил Годомар, – ты же только испортишь всё, у тебя ж руки из жопы, а еще одна жопа – вместо головы!