Шрифт:
Закладка:
– Да ладно тебе… Ты еще не знаешь, что такое конец месяца, когда нужно вкалывать круглые сутки, бессонные ночи, когда у детишек режутся зубки, бухгалтерские отчеты, налоговые органы и придирчивые клиенты. Но даже это меркнет перед нежданным возвращением бывшего психованного супруга! Вот уж кто испортил нам жизнь, а заодно и вашу с Филиппиной. Кстати, ты никогда и не встретил бы эту Хлою, если бы безумие Этьена не вынудило нас продавать шале. Вот как все взаимосвязано.
– Не смеши меня, Люк. Я пришел рассказать тебе о предстоящем разрыве с Филиппиной, но то, что я разочаровался в ней, вовсе не касается Клеманс или тебя.
Люк впервые видел растерянного Виржила, в кои-то веки нуждавшегося в поддержке. Это напомнило ему былые времена, когда тот, еще студентом, появлялся у них в Леваллуа, в родительской квартире, нуждаясь в семейном тепле, которого не находил в собственном доме.
– Ладно, старина, говори… Что я могу для тебя сделать?
– Поднять настроение – если ты сам не слишком угнетен.
– А ну-ка, расскажи мне о предмете своих чувств. Она хорошенькая?
– Конечно, не такая красивая, как Филиппина, зато в ней бездна обаяния! Брюнетка, маленького роста, с большими черными глазами и прелестными зубками. С заразительным смехом. И с твердым характером. Сразу чувствуется решительная женщина, реально смотрящая на жизнь и способная идти прямо к цели.
– И все это ты установил за одним-единственным обедом? – скептически спросил Люк.
– Да я и сам не понимаю, как это произошло, такого со мной никогда не случалось.
– Ну, а если из этого ничего не получится? Если ты станешь свободным, а она тебя не захочет?
– Вполне возможно. Но остального это все равно не изменит.
– Хорошенькое дело! – заключил Люк.
И друзья молча посидели несколько минут, пока их не окликнула секретарша, подошедшая с другого конца салона:
– Ваша машина готова, доктор! Главный механик сначала думал, что это неполадка от холода, но потом перезагрузил бортовой компьютер, и все сразу наладилось.
– Вы мне выписали счет, Элиза?
– Да что вы, за такие пустяки… – воскликнула та и, ослепительно улыбнувшись Виржилу, вернулась на свое место.
Люк прыснул со смеху:
– С тобой все женщины кокетничают.
– Увы, все, кроме Хлои! Соблазнить ее будет трудно, а может, и вовсе невозможно – для меня.
– Ладно, на сегодня хватит о ней. Давай-ка поедем домой, мне хочется взглянуть на Филиппину, посмотреть на ее загипсованную руку.
– Да не в гипсе ее рука, а всего лишь в лубке. Ты на меня не сердишься за то, что я посвятил тебя в свои дела?
– Конечно, нет. Ты же мой лучший друг – кому же тебе доверять свои тайны, как не мне?! А потом, у тебя нечасто возникают проблемы!
И Люк снова рассмеялся, да так заразительно, что Виржил и сам невольно улыбнулся.
– Может, выйдем в воскресенье на лыжах? – предложил Люк. – Несколько трудных спусков наверняка приведут нас в чувство. Авось забудем – я про Этьена, а ты – про Хлою.
– Я все-таки надеюсь, что жандармы сообщат нам что-нибудь новенькое. Филиппина, конечно, подаст жалобу.
– И Клеманс тоже. Как думаешь, этого будет достаточно, чтобы упрятать его за решетку, да понадежнее?
– Вряд ли он признается в злом умысле. Заявит, что просто оттолкнул Филиппину, и поклянется, что даже не притронулся к Клеманс.
– Ну, я думаю, ему не очень-то поверят.
– Не факт. Теоретически, его просто могут обязать больше не приближаться к Клеманс и к шале.
– А ты веришь, что он отступится и бросит свои попытки?
– Нет, Люк, не верю. Он же больной на голову.
– Ну, в таком случае, – медленно произнес Люк, – боюсь, что ему действительно удастся выжить нас из дому.
– Я много над этим раздумывал и хочу тебе предложить вот что: почему бы вам не снять квартиру в городе, на несколько месяцев, и не посмотреть, как пойдут дела? А я на это время возьму на себя выплату кредита за шале.
Люк нахмурился, помолчал, он явно колебался.
– Это очень щедро с твоей стороны, но… Не знаю. Девчонки будут так огорчены…
– Зато все вы будете в безопасности. И, кроме того, мой вариант хорош тем, что вы ничего не теряете.
Люк растерянно барабанил пальцами по столу.
– Ладно… Хотя мне это не очень-то по душе, как видишь. Но Клеманс не может каждый вечер возвращаться домой, умирая от страха, так что ты, наверное, прав.
– Если вы поселитесь в самом центре города и, значит, не будете поздно возвращаться домой, Этьен ничего не посмеет сделать, даже оставшись на свободе.
– Ну, а с тобой-то что будет? Ты только представь себе, что сидишь в шале один как перст, если вы с Филиппиной разойдетесь!
– Ладно, ты за меня не волнуйся.
– Ну да, легко сказать – «не волнуйся»! Нечего изображать из себя покровителя! Ты думаешь, мы переедем и я забуду о тебе? Виржил, мы создали это шале вместе с тобой. Для меня и Клеманс оно – не только символ супружеского счастья, но еще и символ нашего с тобой успеха, потому что мы его обустроили вместе.
– Несколько месяцев, Люк! Я буду хранить для вас шале всего несколько месяцев. Обдумай это хорошенько, обсуди с женой. Ничего лучшего я пока не придумал.
Виржил уже собрался встать, но Люк его удержал:
– Погоди минутку, я еще не закончил… Как бы тебе это сказать… Вот, слушай: мне было бы неприятно… или даже унизительно быть твоим должником. Я не люблю быть в долгу. Мы хоть и разные с тобой, но до сих пор мне казалось, что между нами существует равенство, понимаешь? А теперь ты объявляешь мне, что придумал, как обеспечить безопасность Клеманс, и, мало того, берешь на себя расходы, чтобы сохранить для нас шале, – так вот что я тебе скажу: меня это оскорбляет.
Виржил изумленно взглянул на друга:
– Ты что – шутишь?
– Нет. Хотя мне и трудно признаваться тебе в этом.
– Черт побери, Люк, да ты рехнулся! – вскричал Виржил, яростно хлопнув ладонью по столу.
Он хотел еще что-то добавить, но тут зазвонил мобильник Люка. Они еще миг смотрели друг другу в глаза, потом Люк взглянул на экран мобильника и дрожащей рукой схватил его, шепнув Виржилу:
– Жандармерия!
Ответив на вызов, он подтвердил свою фамилию, молча выслушал сообщение и покривился, глядя на Виржила. Потом спросил собеседника:
– Прямо сейчас? Хорошо, еду.
– Ну что? – взволнованно спросил Виржил, как только Люк выключил мобильник.
– Они хотят меня видеть.
– Я еду с тобой. В конце концов, это и меня касается.