приходил к нему? Может, он упоминал кого-нибудь в телефонных разговорах? Неужели никого? Мо задумалась. Нет, что-то не припоминает… Был, правда, один итальянец, кажется, граф, с которым Ван Лоо обращался весьма почтительно. У него какая-то труднозапоминаемая фамилия. Он часто приезжал на белой «ланчии». Лет тридцати пяти. Жгучий брюнет. Очень элегантный. Пожалуй, высокомерный. Но больше Мо не знает ничего. На «ланчии» был миланский номер. Ах да, вот еще! Один раз Мо хотела снять трубку, когда зазвонил телефон, но Ван Лоо отстранил ее: «Не трогай! Это Марко!»

Прежде чем повесить трубку, Мо просительно говорит:

— Расскажешь мне потом, в чем дело? Это все похоже на детективный роман! С ума сойти!

Вот так. Детективный роман. Значит, и Мо не сомневается, что здесь пахнет жареным.

Усталость все сильнее наваливается на Армель. Она поднимается в комнату к Жану-Мари и застает его в компании Ван Лоо. При ее появлении оживленный до того разговор разом смолкает.

— Так-так… И что же это вы тут замышляете?

— Мсье Ван Лоо рассказал мне об операции, которую он назвал «затоплением». А я стараюсь его убедить, что мы ничем не рискуем.

Жан-Мари уже на ногах. Из предосторожности он надел старый свитер. Похоже, ему уже гораздо лучше.

— Конечно, — говорит он, — нелегко будет пережить самый неприятный момент: когда я оставлю слитки на дне. Нас будет мучить вопрос: «А не потеряется ли золото?» Несколько часов, а может быть и дней, мсье Ван Лоо будет чувствовать себя разорившимся. Но бояться не надо! Ныряльщики, которые вслед за мной спустятся под воду, прочешут дно и обязательно найдут мешки.

— Какие мешки? — говорит Армель.

— Да, в самом деле! Вас не было, когда мне пришла в голову эта мысль. Я подумал: если мы упакуем золото в ящики, никто не поверит, что они пролежали под водой много лет. Дерево в середке будет еще сухое. А если мы завернем слитки в водонепроницаемую ткань, например в брезент…

— А она у вас есть, эта водонепроницаемая ткань? — спрашивает Ван Лоо.

— Есть. У нас недавно стала протекать крыша, и мы с дедом стали думать, чем ее залатать. Брезента под руками не оказалось, ну, мы и сшили такие полотнища из старых плащей. Теперь нам надо только выкроить из них куски подходящего размера. Тогда будет полная иллюзия, что ящики давно сгнили, а от всей упаковки осталась только эта непромокаемая ткань.

Ван Лоо одобрительно кивает, и Жан-Мари с воодушевлением продолжает:

— Я все успел обдумать. Чтобы все выглядело правдоподобно, мы должны разложить золото на четыре кучки, как будто ящики сгнили, а слитки остались лежать, как лежали. Учитывая, какие они тяжелые, не будет ничего удивительного в том, что они не разлетелись по дну. Будьте спокойны! Я не стану раскладывать их, как в музее, — на это у меня просто не будет времени. Я все предусмотрел. Лучше всего опускать их в воду по одному, а потом, уже на дне, собрать в кучки…

— Это я беру на себя! — властно говорит Армель. — Упаковкой займусь сама! «Ах, какую славную идею подал Жан-Мари! Бедняга, он даже не подозревает…» — Армель внезапно спешит уйти. Ей надо хорошенько обдумать этот новый поворот в организации операции. Потому что она собирается именно его превратить в свое беспощадное оружие. Она заставляет Жана-Мари снова улечься в постель, а руки ее при этом дрожат от волнения…

Глава 10

Вторник. Завтра начинается пост.

Я непременно должна все записать. Бедная моя голова! Она уже устала, а ошибки допустить ни в коем случае нельзя. Но ничего. Сейчас все запишу, и тогда уж точно ничего не упущу. Первое. Необходимо успокоить Ван Лоо. Все почти готово, но чем ближе решающий день, тем очевиднее нам с Жаном-Мари, что он уже сильно сомневается, а стоит ли ему топить свое золото. Жан-Мари в самом деле подал отличную мысль. В тряпье, которым обматывали водосточные трубы, нашлось достаточно подходящего материала, чтобы выкроить упаковку. Эта рвань выглядит как раз так, словно годами пролежала на дне озера, но в то же время она еще достаточно крепка, чтобы не расползтись под тяжестью слитков. Каждый мешочек стянули под горло старыми ремнями. Какой молодец был Ронан, что успел перед смертью перетащить на первый этаж хлам с самого запущенного чердака. Чего там только нет, а главное — все настолько ветхое, что наверняка будет выглядеть убедительно. Особенно хорош маузер, забытый впопыхах каким-то насмерть перепуганным пехотинцем, — он успел проржаветь насквозь. Пока мы там рылись, обнаружили массу вещей, напомнивших о том давнем, внезапном и поспешном бегстве: совершенно новые и, как железо, твердые сапоги; негнущиеся противогазы; три ручные гранаты, от которых мы шарахнулись, как от гремучих змей; батарейки в закаменелых пятнах вытекшей кислоты; целый окорок — почернелый и насквозь изъеденный уже мертвыми личинками, — одним словом, целое собрание немых свидетелей давнишнего бегства, хранящих на себе следы минувших десятилетий. Что ж, чем дряхлее все это выглядит, тем скорее развеет сомнения в тех, кто не сразу поверит в нашу сказку про слитки. Но когда Ван Лоо, утомившись от работы, оставил меня заканчивать упаковку двух последних мешков, я поняла: он уже жалеет, что затеял эту игру. Из грабителя он в одночасье превратился в ограбленного. Им овладело самое настоящее смятение. Перед тем как уйти, он осмотрел дверной запор, в самом деле не отличающийся особой надежностью.

— Сюда кто угодно может зайти! — ворчал он.

— Да нас тут всего четверо! — возразил Жан-Мари.

— А воры к вам никогда не забирались?

— Нет. Один раз постоялец заблудился в переходах замка и никак не мог найти свою комнату. Но он не был вором. И дед всегда обходил замок.

— С оружием?

— Да, он хранил свой партизанский пистолет. Маузер, захваченный на поле боя. Сейчас он у Армели.

— Я держу его в кабинете, — добавила она. — Так что ничего не бойтесь. Я тоже делаю обход замка. Но только боюсь я не воров, а огня.

Впервые я видела, что Ван Лоо не по себе, и впервые — за много лет! — я ощутила в душе робкий росток радости. Нет! Так нельзя! Я веду себя несерьезно. А впрочем, кого это, кроме меня, касается? Пусть Ван Лоо поволнуется. У него будет еще не один повод для волнения.

Среда. Отмечаю это, хотя и понимаю, что не имеет значения, какой сегодня день. Жану-Мари гораздо лучше. А я сумела упаковать последний мешочек именно так, как задумала. И сделала это практически на глазах у Ван