class="p1">За вратами алтаря стоял Он, но не заговаривал с нами. Мы ощущали Его присутствие. Мария де лас Соледадес прикрыла рот рукой, чтобы не раскашляться. Уже несколько недель её одолевала слабость, она почти не ела и давно перестала общаться с нами. Сестра-Настоятельница была у алтаря, мы её не видели, но её ботинки стучали по полу. В этом стуке слышались ярость, гнев, насилие. Неизвестно откуда раздалось рычание, и Сестра-Настоятельница тут же замерла. Тишина воцарилась полная. Мы не слышали даже грозы, шума воды, хлещущей по витражным окнам и мучающей белого оленя в его сладострастном саду. И мы даже не думали о том, как тело Лурдес, раскачиваясь, бьётся о стволы деревьев, как её мокрая ночная рубашка прилипла к коже. Ноги её босы и теперь чисты благодаря льющейся с неба воде. Мы не слышали и плеска воды в вёдрах, которые выставили служанки. Тишина сгустила воздух. Никто из нас не осмелился сделать ни малейшего движения, но я стояла рядом с Лусией и, под прикрытием наших туник, коснулась её руки своей. Меня не волновала ни тишина, ни то, что могло со мной случиться. Мне не было дела ни до Сестры-Настоятельницы, ни до Него, ни до Просветлённых, я всего лишь хотела вернуться в лес, открыть вместе с Лусией тайную музыку каждого растения, каждого дерева.

Мария де лас Соледадес не смогла сдержаться и кашлянула. И тут Сестра-Настоятельница сошла с алтаря. При ней был кнут с кожаными хвостами. Но ей не пришлось хлестать Марию де лас Соледадес, поскольку та умолкла, встала перед Сестрой-Настоятельницей и опустила голову в ожидании наказания. Похоже, это ещё сильнее разозлило Сестру-Настоятельницу, она встряхнула её и крикнула: «Немедленно – в Башню Безмолвия, без воды и еды, сейчас же в Башню Безмолвия её, в заточение до моего нового приказа!» Она замахнулась кнутом, но не ударила, поскольку Мария де лас Соледадес всего лишь покорно, или устало, или равнодушно посмотрела на неё. Сестра-Настоятельница щёлкнула кнутом об пол и велела двум служанкам отвести Марию де лас Соледадес в Башню Безмолвия, запереть на замок и стоять на страже, пока она им не скажет.

Не было случая, чтобы она потеряла самоконтроль, ни разу ещё не подала виду, что не справляется с какой-то ситуацией. Однако равнодушие Марии де лас Соледадес ошеломило её. Сестра-Настоятельница крикнула нам, чтобы мы встали в шеренгу. Плохо понимая зачем, мы хаотично выстроились в два ряда лицом друг к другу вдоль прохода между скамьями. И она принялась расхаживать, оглядывая поочерёдно каждую из нас и щёлкая кнутом по напольным плитам часовни Вознесения Господня. А мы глядели прямо перед собой, стараясь казаться невозмутимыми, что не удалось Каталине, которая отвела взгляд в сторону. И тогда Сестра-Настоятельница вывела её из шеренги. Каталина дрожала. Лусия взглянула на меня и чуть не шагнула вперёд, но я успела схватить её за руку и остановить. Она хотела спасти Каталину, но та уже оказалась в когтях Сестры-Настоятельницы, которая продолжала расхаживать и вдруг остановилась перед плачущей Элидой. Долго всматривалась в неё. Элида была приспешницей Марии де лас Соледадес и слишком уязвимой для этого мира. Ей было трудно выучить язык Обители Священного Братства, поэтому мы её почти не слышали. Сестра-Настоятельница наклонилась к ней и осмотрела тунику, испачканную землёй. Затем приказала двум служанкам увести Каталину вместе с Элидой. Мы знали, что она займётся обеими. Но это произойдёт позже.

Она велела нам сесть. А сама, поднявшись к алтарю, уселась на своё кресло и подняла руку, указывая на один из витражей, выходивших в сад. На витраж с изображением белого оленя.

И тогда заговорил Он. И поведал нам, что Просветлённые с ужасающей ясностью увидели, что одна нечестивица повешена на суку дерева за дерзость, потому что она служила заразительным каналом дерзости, вспышкой порока, которая распространяет все несчастья земли. И что эта нечестивица вступила в сговор, чтобы некая Ясновидица оказалась в ловушке Неосязаемого Измерения.

Мне казалось, что Его голос звучит как из-под замёрзшего моря, пытаясь взломать вечный лёд вибрацией слов, но это не удаётся, поскольку всё, что Он произносит, – слова без содержания, лишённые смысла, расчленённые, разбросанные частицы. Речь длилась часы или минуты, которые показались слишком долгими. А пока Он вопил, я гладила Лусию пальцем под её туникой, чтобы успокоить, чтобы она не попыталась спасти всех и каждую, жертвуя собой. Я перестала её гладить, услышав Его слова, произнесённые изменившимся голосом: «Избранные возвестили пришествие новой Просветлённой». Нечестивицы едва сдержали радостный возглас, но тут же послышался ропот, который не стала пресекать Сестра-Настоятельница. Ропот распространился по всей часовне Вознесения Господня. Некоторые нечестивицы обнялись, а я окаменела, застыла. Попыталась сдвинуться с места, но у меня не получилось, и я посмотрела на Лусию. Она тоже взглянула на меня, и я уловила страх в её глазах.

* * *

Ночью мы услышали крики Каталины и Элиды.

По словам служанок, Сестра-Настоятельница держит Каталину и Элиду взаперти в вольерах для собак. А они так тесны, что в них невозможно двигаться. Сестра-Настоятельница желает, чтобы Каталина и Элида привыкли ползать на четвереньках, хочет приучить их есть из миски, а также лаять и нападать на ослушниц. Служанки шепчутся, что Каталина и Элида просят убить их, покончить с мучениями. Мне не приходилось видеть этих клеток, как и собак. Между тем другие утверждают, что Каталина и Элида уже мертвы.

* * *

Прошло уже три дня, а мы так и не узнали, кто станет новой Просветлённой, и это вызывает у нас беспокойство.

Некоторые нечестивицы продлили время своих жертвоприношений. Слышатся звуки самобичевания, кровавого искупления, удары хлыста по коже, которым они себя подвергают в надежде увеличить шансы стать Просветлённой.

Мы с Лусией собирались снова встретиться в дупле, но не могли туда пойти, пока тело Лурдес висит на дереве. Не могли же мы бросить её там. Дождь прекратился, но капли воды ещё падали с её белой ночной рубашки. Мы не хотели оставлять её там висящей, даже если бы Сестра-Настоятельница решила, что Лурдес должна ещё много дней служить напоминанием и угрозой наказания.

Сперва я сняла вуаль, а потом залезла на дерево, подвергая себя опасности. Я добралась до сука и развязала верёвку. Даже зная, что нас могут сжечь заживо, всё равно я это сделала. И тело Лурдес упало на мокрую траву почти бесшумно, как бесплотное.

Лусия опустилась на колени и поддерживала шею Лурдес левой рукой, а ноги правой. Она баюкала её. Обе были такими белыми, что казались