а Никса, Рихтер и его сеттер Флай уже ждали у ворот особняка. Рыжая псина крутилась и прыгала вокруг хозяина, явно предвкушая удовольствие от предстоящего мероприятия. Саша, вообще-то не любивший собак, к некоторым породам относился вполне терпимо. И ирландский сеттер входил в их число, наряду с колли, корги и спаниелем.

Когда они вышли из города, было ещё жарко, но на дорогу пали длинные тени, предвещая скорый закат.

— Я вряд ли буду охотиться, — сказал Саша, — просто посмотрю.

— Тебе раньше нравилось, — заметил Никса.

— Я раньше охотился? — удивился Саша.

— Ещё бы, — сказал Никса. — и много.

— Но в прошлом году мы сюда не приезжали, — заметил Саша, — а два года назад мне было всего двенадцать. Как я мог охотиться?

— Причём тут два года назад? — спросил Никса. — Ты уже охотился, когда мы здесь были впервые.

— Ты хочешь сказать, что винтовку доверили семилетнему мальчику?

— Охотничье ружьё, — уточнил брат.

— Не суть.

— А что такого? — удивился Никса. — ты уже неплохо стрелял.

— И попадал в вальдшнепов?

— Ты даже в воробьёв попадал.

— Не может быть! — поразился Саша.

И перевёл взгляд на Рихтера.

Тот кивнул и добавил:

— Меня примерно в том же возрасте начали брать на охоту.

— В будущем не охотятся? — спросил Николай.

— Охотятся. Есть любители. Но не с семилетнего возраста. В семь лет охотничий билет никто не выдаст.

— Это вроде права на охоту?

— Угу! А ещё нужно разрешение на оружие. Это отдельная песня: документы, медкомиссия.

— А без разрешения?

— На свой страх и риск. Может, конечно и прокатит, а можно и сесть.

— А с каких лет дают разрешения?

— С восемнадцати.

Никса хмыкнул.

— Строго у вас там в будущем. За лауданум каторга, за ружьё тюрьма.

Рихтер был, видимо, в курсе Сашиных пророчеств, так что лишних вопросов не задавал.

Дошли до большой поляны на берегу лесной речки, поросшей ольхой, черёмухой, орешником и рябиной.

— Здесь, — сказал Никса.

Солнце коснулось вершин деревьев. С реки потянуло прохладой и запахом болотных цветов.

Никса снял с пояса грушевидный предмет, судя по цвету, сделанный из серебра, и украшенный выпуклым изображением охотника с собакой под деревом и оленя по другую сторону от него.

Поставил ружьё вертикально на приклад и вытряс из предмета порох в дуло.

— А ты взял пороховницу? — поинтересовался брат.

— А она у меня есть?

— Точно есть.

Саша забыл поинтересоваться у Гогеля.

— Да я не собираюсь стрелять.

— Заряди на всякий случай.

И Никса протянул пороховницу брату.

И Саша засыпал порох.

За порохом следовал пыж, а потом дробинки.

— А почему не бумажный патрон? — поинтересовался Саша.

— Потому что дробь, — объяснил Никса.

— А почему не сделать патроны с дробью?

— Потому что патроны делают для армейских винтовок.

— А почему не сделать патроны для охотничьих ружей?

— Ну-у…

Встали перед деревьями, не скрываясь.

— Вальдшнеп не видит человека, если он стоит неподвижно, — объяснил Оттон Борисович.

— Так что тихо, — добавил Никса, — не распугай.

Сеттер Флай тоже застыл рядом с хозяином, словно был не собакой, а статуей собаки. Даже не рычал.

Над лесом появились облака, стал накрапывать дождик.

— Это хорошо, — заметил брат. — Низко будет тянуть.

— «Тянуть»? — переспросил Саша.

— Брачный полёт вальдшнепа называется «тягой», — объяснил Никса.

— Именно, — кивнул Рихтер. — Вальдшнеп же не просто так летает, он ищет подругу, которая ждёт его на земле. Утром будут летать вместе.

— Угу! — усмехнулся Саша. — У них любовь, а мы — дробью.

— Зато вкусный, — возразил брат.

— Поздно уже, — заметил Рихтер. — Июль. Так что, может, и не подстрелим никого, Александр Александрович. И ваше моральное чувство не пострадают. Буквально последние дни, когда есть надежда его добыть.

Солнце опустилось за деревья и приглушенно светило из-под облаков, а потом скрылось за горизонтом, только верхушки елей выделялись на фоне светло-синего неба.

Вдруг собака насторожилась и повернула морду к лесу. С неба послышался странный звук: что-то среднее между хрюканьем и скрипом.

Никса с Рихтером разом вскинули ружья, и раздались выстрелы. Саша едва успел заметить над лесом силуэт птицы прежде чем она камнем сорвалась вниз.

— Ищи! — скомандовал Рихтер собаке.

И указал рукой туда, куда упал вальдшнеп.

Флай бросился к лесу и вскоре вернулся с пестрой птичкой в зубах и положил её в траву. Вальдшнеп был размером примерно с голубя. У него был круглый темный глаз, длинный тонкий клюв и следы крови возле крыла.

Охотники были счастливы и только Саша мрачно смотрел на результат.

— Я не понимаю, что за удовольствие делать из живого неживое, — заметил он.

— Есть-то будешь, проповедник? — поинтересовался Никса.

Попробовать знаменитую дичь было интересно.

— Есть — это другое дело, — сказал Саша. — Его же обратно не воскресишь. Хоть не пропадёт.

Никса поморщился и уставился на пустое небо.

Перезарядили ружья и стали ждать.

Закат догорел, сумерки сгустились и в лесу стало почти темно. Только небо было синим и прозрачным.

Одна птица описала далекий полукруг и скрылась за лесом.

— Может приманить? — спросил брат Рихтера.

— Да, — кивнул Оттон Борисович. — Попробуйте, Николай Александрович.

Никса достал свисток и подул в него.

Манок почему-то не хрюкал, а, скорее цыкал или чирикал.

— Так идет веселый Дидель

С палкой, птицей и котомкой

Через Гарц, поросший лесом,

Вдоль по рейнским берегам, —

процитировал Саша.

— Это ещё что? — поинтересовался Никса.

— «Птицелов», — объяснил Саша. — Но я его полностью не знаю.

— Опять Михаил Щербаков?

— Нет, что ты! Это Багрицкий. Совсем другой поэт, совсем другой эпохи.

— И когда он жил?

— Лет через пятьдесят. Это я о том, что ловить птиц — это ещё ничего, а уж убивать…

Рихтер приложил палец к губам, Флай сделал стойку. И охотники услышали хрюканье вальдшнепа, летящего по дуге над лесом.

Никса дунул в манок, и птица свернула и полетела прямо на охотников.

Грянул выстрел, и вальдшнеп упал куда-то у кромки леса.

— Ищи! — приказал Рихтер сеттеру.

Собака провозилась чуть дольше, чем в первый раз, но добычу принесла.