Шрифт:
Закладка:
Почему именно Псков? Путь из Нальшан неблизкий, по дороге можно было завернуть и в другие земли, кроме того, Довмонт оставался язычником, а псковичи были уже давно православными христианами.
Дело в том, что за несколько лет до вышеописанных событий в Псков пришло множество нальшанцев, там они благополучно крестились и основали свою общину. «Упомянутые Лектавы, Йетвезы и Налсаны с легкостью крестятся, потому что христианские няньки их выращивают с колыбели. Так что мы сможем в безопасности среди них пребывать», – сказано в «Описании земель». Выражение, конечно, весьма циничное, потому как откуда в Литве и Белоруссии христианские няньки? Из того же полона. Впрочем, кого это когда-либо интересовало?
Что касается Довмонта – он мог найти приют в организованной его бывшими соотечественниками общине.
По другой версии, в Пскове еще помнили его родную тетку, сестру матери, святую благоверную княгиню Евпраксию Псковскую, в миру Евфросинию, дочь полоцкого князя Рогволда Борисовича. Ту самую, которую убил сын ее мужа, князя Ярослава, когда женщина приехала в Ливонию. Если поверить в псковскую тетку, придется поверить и в то, что матерью Довмонта была русская княжна, выданная за литовского князя. Евпраксия основала монастырь, где некоторое время была первой игуменьей, над ее могилой мироточила икона. Тетка погибла двадцать лет назад, но ее все равно почитали, и Довмонт был здесь не чужим.
Можно предположить, что воспитанный русской матерью Довмонт мог знать русскую речь и что-то о православии. Вот почему князя вместе с таким большим числом соплеменников радушно приняли псковичи, которые к тому же слышали о его воинских подвигах. Довмонту было немногим больше шестнадцати лет, он был знатного рода, имел богатый воинский опыт, кроме того, он не представлял в Пскове интересов своего сюзерена, а значит, через него никто бы не попытался влиять на политику независимого по натуре Пскова. Поэтому ничего странного, что очень скоро псковское вече выносит решение поставить литовца своим князем. Ради этого город готов прогнать Святослава, а стало быть, нарваться на неприятности с правящим домом, потомками Александра Невского. Впрочем, самого Александра не стало в один год с Миндовгом.
В результате Довмонт был крещен в Троицком храме с переименованием в Тимофея в честь Тимофея палестинского.
Так что через год после приезда, в 1266 году, жители Пскова избрали Довмонта своим князем.
Экзамен на княжество
Во храмы, братьи! на колени!
Восстал наш бог, и грянул гром!
На память поздних поколений
Суд начат кровью и огнем…
Таков удел твой, Русь святая, –
Величье кровью покупать;
На грудах пепла, вырастая,
Не в первый раз тебе стоять.
И. Никитин
Может показаться, что стать русским князем – это такое простое дело, но на самом деле Довмонта ждало самое настоящее испытание. Он должен был отправиться походом во главе псковской дружины, и поход этот был на родную ему Литву – двойное испытание. Перед походом Довмонт творит молитву в храме Святой Троицы.
Можно сказать, что, решившись на подобное, Довмонт облекает себя на незавидную роль предателя – пошел против своих. Но давайте обратимся к истории: 1) в то время еще не существовало такого понятия, как Литва, были отдельные княжества, так или иначе связанные друг с другом. С одними Довмонт дружил, другие считал врагами; 2) Довмонт не собирался воевать со своими бывшими союзниками. У него в родных местах и врагов было достаточно много, так что повел он псковское войско именно на своих бывших врагов. Совместил, так сказать, приятное с полезным.
Из Пскова князь вел за собой всего лишь 290 воинов, тогда как новый нальшанский князь Гердень[231], узнав о походе русских, выставил против него отряд в восемьсот человек. При этом Довмонт вел людей в бой, не прячась ни за чьими спинами, а Гердень предпочитал отсиживаться за крепостными стенами.
Довмонт использовал поход с целью личной мести. Он захватил Нальшаны, пленил литовскую княгиню и детей Герденя, кроме этого, взял огромный полон своих бывших соплеменников и вернулся вместе с ними в Псков.
Воспользовавшись отлучкой Довмонта, великий князь Ярослав Ярославич[232], по понятным причинам недовольный избранием литовца (еще бы ему быть довольным – псковичи предпочли ему Довмонта), сделал попытку изгнать того из Пскова, обратившись за помощью в этом деле к Новгороду. Неожиданно Новгород ответил категорическим отказом. Так что Ярослав Ярославич был вынужден распустить специально собранные для этого подвига войска. Новгородцы любили воевать не меньше псковичей, и Довмонт был им люб. Понимая, что тот будет раз за разом ходить на Литву, возвращаясь с богатой добычей, они предпочли договориться с ним о следующем совместном походе, а не избавляться от смелого и решительного князя.
Приведя в Псков первую партию людей, Довмонт после поступал так не однажды, насильно привозя на русскую землю литовцев, собирая их и сплачивая вокруг себя на новом месте, где теперь стоял его дом. И дом этот носил имя Дом Святой Троицы.
Но вернемся к первому походу Довмонта на Литву. Узнав, что его жена и дети пленены, Гердень бросился в погоню и, несомненно, догнал бы тяжелый, малоподвижный обоз, поэтому Довмонт отправил обоз под охраной в двести человек в Псков, а сам, оставив себе всего девяносто воинов, устроил засаду.
Его люди успели отдохнуть и занять удобную позицию на берегу Двины напротив брода. Узнав от разведчиков, что литовское войско уже близко, князь обратился к своим воинам со следующей речью: «Братья мужи-псковичи! Кто стар – тот отец мне, а кто млад – тот брат. Слышал я о мужестве вашем во всех странах… Выступим же за Святую Троицу и во имя Отечества!», после чего они дождались, когда враги вошли в воду, и расстреляли их из луков.
Вот как пишут об этом псковская и новгородская летописи: «Перейдя вброд через Двину, отошел на пять верст и поставил шатры в бору чистом, а на реке Двине оставил двух стражей – Давыда Якуновича, внука Жаврова, с Лувою Литовником. Два же девяносто воинов он отправил с добычей, а с одним девяносто остался, ожидая погони. В то время Гердень и князья его были в отъезде, когда ж приехали они домой, то увидели, что дома их и земля разорены. Ополчились тогда Гердень, и Гойторт, и Люмби, и Югайло, и другие князья, семьсот воинов погналось вслед за Довмонтом, желая схватить его и лютой смерти предать, а мужей-псковичей мечами посечь; и, перейдя вброд реку Двину, встали они на берегу. Стражи, увидев войско великое, прискакали