— Ну, детский сад! — замахал руками Карасик, но разговор о своей взрослости больше не заводил.

Теперь они как бы поменялись ролями. Иринка задиралась, но это была дерзость и озорство подрастающего щенка, который, разыгравшись, кусается иногда больно от того, что он слишком весел и еще не осознает своей силы.

Чем не постоянней и ветреней казалась Иринка, тем более уравновешенным, меняясь прямо на глазах, выглядел Карасик. Он, казалось, начинал понимать ту ответственность, которую он взял на себя, подружившись с этим полуребенком, полуженщиной.

Но так не могло продолжаться чересчур долго. Они были слишком неопытны, для того чтобы совладать с целым океаном чувств, которые выплескивала на них эта дружба-любовь.

Они были еще слишком юны и слишком прекрасны, для того чтобы не вызывать зависти у людей, могущих помешать им.

И вот, на танцах Иринка протанцевала давно обещанный вальс с отцом, затем с одним военным, а потом еще, кажется, с кем-то. Возвратившись на обычное место — к лавочке у эстрады, она увидела, что Карасика там нет. Иринка сначала не очень огорчилась, потому что мало по какой причине он мог отойти. Но его не было и во время следующего танца, и следующего.

Настроение у нее испортилось.

Она уже не танцевала, а сидела, потупясь, на лавочке и чувствовала себя в конец несчастной. Как на зло на площадке не было никого из их компашки. Только на другом краю стоял Игорь, которого она видела в последнее время очень редко, и, как показалось Иринке, внимательно за ней наблюдал.

Вдруг перед ней остановились чьи-то ноги. Подняв голову, он увидела молодого парня, цыгана, в расстегнутой до пупа красной рубахе и пьяного. Он приглашал ее на танец.

— Нет, нет, — Иринка испуганно замотала головой, — я не танцую.

Парень стал перед ней на колени, и дыша перегаром, долго, с пьяной настойчивостью, смотрел ей в глаза. Иринка беспомощно оглядывалась по сторонам, но никто, казалось, не замечал ужасного ее положения.

— А, мало чести, — с трудом ворочая языком, пробормотал цыган, — тогда — вот!

Он бросил на скамейку пятак. Это была плата.

Иринка вскочила и ударила его по щеке.

Словно дождавшись конца сцены, подбежал Игорь с ребятами и оттащил цыгана, оставив Иринку с пылающим от стыда лицом одну. Она едва сдерживала слезы.

Тут снова остановились перед ней ноги. Это был Карасик.

Он улыбался, и, как ни в чем не бывало, приглашал ее на танец. Иринка плакала у него на груди, а он утешал и расспрашивал, что же такое случилось с ней за то время, пока он отсутствовал.

Вдруг она вздрогнула как от удара и остановилась. Страшная мысль мелькнула у нее в голове:

— Это он все подстроил!

Да, сомнений быть не могло. Нарочно, чтобы посмеяться над ней, подослал этого пьяного. Ах, как это подло и гадко, а он еще стоит и улыбается!

— Ты сам все знаешь лучше меня, — сказала она изменившимся голосом.

— Да что же, что?

— Пусти!

Иринка убежала, и, как ни старался Карасик, он нигде не мог ее найти.

Зато нашла другая Ира. Ирка Сикорская. Она тоже все видела и теперь кипела праведным гневом.

Гнев ее был тем более искренен, что в свое время Карасик холодно с ней обошелся. Тем больше оснований было у нее для мести.

Ирка говорила, что совершенно уверена: случай с цыганом был подстроен Карасиком. Наглость этого типа превысила всякую меру. И ради него Иринка стала добровольной затворницей, забыла своих друзей и почти не бывает в компашке.

И как же он ценит ее преданность? Сегодня он показал это.

Вывод следовал однозначный: Иринка должна порвать с ним. И чем раньше, тем лучше. Иринка должна прислушаться к голосу разума (читай, ее, Иркиным советам).

Ирка действовала энергично и целеустремленно. Утром она провожала Иринку на пляж и, встретив по дороге Карасика, отправила девушку вперед и выложила ему свои аргументы.

Иринка услышала позади крики и яростную ругань Карасика и спросила Ирку, что там произошло.

— Я сказала ему, что ты видеть его не можешь после вчерашнего и нарочно ушла вперед, чтобы не дать ему по физиономии.

— Боже, что же ты наделала! Кто тебя об этом просил? — прошептала Иринка с отчаянием в голосе.

— А что, я же тебя защищала!

И она предпочла ретироваться, фыркая, как рассерженная кошка, и бормоча что-то «о неблагодарных девицах, совсем потерявших свою гордость».

Все последующие дни Иринка чувствовала себя так, будто посреди жаркого лета она очутилась вдруг в январской стуже.

Как будто льдом сковало их сердца и те чувства, которые они испытывали друг к другу. И для того, чтобы растопить его, нужно было, по крайней мере, время. Но именно времени у них больше не оставалось.

Их мирили, и они протягивали друг другу руки, но достаточно было одного неосторожного слова, крохотной искры, и чье-то самолюбие было задето, и вражда вспыхивала с новой силой.

Иринка дерзила, и сама не понимала, отчего это вместо чувства удовлетворения оставался на душе горький осадок, как будто часть обиды, которую мог испытать Карасик, доставалась и ей самой.

Мелкие чувства владели ими и заслоняли, и заставляли забывать то большое и главное, что возникло между ними, и чему они сами не могли еще дать названия.

Накануне вечером за ним приехали родители, а утром к Берсеневым зашел нарядно одетый Карасик. Проститься.

Они чувствовали, что должны сказать друг другу что-то важное и особенное.

И сказать именно сейчас, потому что другого времени для них может и не быть. Но слова получались обычные, простые и неинтересные.

— Ну вот, — говорила Иринка, — бывает же так: познакомишься с кем-то, а потом, может быть, больше никогда и не встретишься.

— Ну отчего же, всегда можно этого человека найти, если знаешь его координаты, — возражал ей Карасик.

— Конечно, можно, ведь справочные у нас работают, — соглашалась с ним Иринка.

— Ну спроси же, догадайся спросить мой адрес! — повторяла про себя девушка.

Наконец, она не выдержала.

— Артем, а ты ничего не хочешь у меня спросить?

— Хочу! — обрадовался Карасик подсказке.

Наступала последняя минута их свидания.

И в это время подошел Иринкин отец.

— Артем, уже уезжаешь?

— Да, вот, — упавшим голосом пробормотал Карасик, — уезжаю.

— Желаю тебе всех благ. Расти настоящим мужчиной. В армию пойдешь служить?

— Да нет, я в институт хочу.

— Это хорошее дело. Иринка у нас тоже в институт пойдет, когда подрастет немного.