— Природа одарила меня только яркими волосами, — понимающе улыбнулась она.

— Неужели? А удивительное обаяние? Вы запомнились всем. Как вас зовут, загадочная птица счастья?

Они шли по аллее, и взгляды прогуливавшихся аристократов скользили по Киоре, и взгляды задерживались на ее волосах, вспыхивали от догадок — многим запомнилась птица счастья.

— Ноарике, — ответила она. — Просто Ноарике, — опередила вопрос Эртора. — Я ведь не говорила, что ровня вам.

— Даже так? — удивился племянник кардинала. — Тем любопытнее.

Киоре покачала головой, мягко улыбаясь:

— Если вы сейчас сбежите с криком ужаса, я не обижусь.

— С криком? Ужаса? Дикость! — фыркнул юноша. — Скажите, вы не откажетесь прийти сюда завтра? Сейчас меня ждут дела, хоть мне не хочется бросать вас в этом парке…

— Ради беседы с вами — приду. Надеюсь, не помешала вашим делам.

— Поверьте, дама им никогда не помешает, — он грациозно склонился и под смех Киоре ушел.

Сама же она еще погуляла по парку и вернулась в карету, приказав кучеру ехать на ближайшую стоянку. Там ему пришлось провести несколько скучнейших часов, пока сумасбродная, но хорошо платившая клиентка, бесстыдно дрыхла в салоне. Как и было приказано, он разбудил Киоре в восемь вечера, тогда же к ней прибежал мальчишка-беспризорник, передал какой-то клочок бумаги.

«Птичка, загаданный тобой человек в городе, сегодня будет в «Камелии». Твой Ястреб», — прочитала она и приказала мчать во весь опор к самому известному притону. Киоре, закусив губу, смотрела в сумрак улиц, прогнанный светом фонарей, и радовалась, что туман еще не появился. Притон был красивым, хоть излишне вычурным зданием с арочными окнами, которые ярко светились.

На входе ей выдали маску и забрали зонт, открыли створчатые двери. Она нырнула в омут игровых страстей и запретного наслаждения. Полуобнаженные девицы, юноши в интригующе расстегнутых рубашках и столы, столы, столы. Табачный дым, пот, сальные улыбки, скользкие намеки и яркая, завлекательная обертка из отделки камнями, позолоты, украшений и шелковых подушек. Она отмахивалась от навязчивых предложений, прошла мимо всех столов, вышла, наконец, в коридор, что вёл к съемным комнатам. Не прогадала. Подняв за лацканы пиджака, знакомый ей по карточной игре на бале-маскараде мужчина держал второго, с локонами до плеч — больше она рассмотреть не смогла, поскольку лицо его заслоняла висевшая на стене лампа.

— Ты обещал! Ты обещал, что он взлетит, что я стану богат, Файрош!

— Пусти, — приказал ледяной, знакомый Киоре до дрожи голос. — Денег тебе не вернуть, Кеэрел. И баронский титул ты тоже скоро потеряешь.

И Кеэрел сгорбился, словно ему под дых врезали, выпустил Файроша. Киоре спряталась за каким-то растением, лишившись возможности наблюдать. Но это ей не было нужно, она прекрасно представляла второго собеседника — каштановые локоны, мужественное, сводившее женщин с ума лицо с родинкой над бровью и бархатный голос, подчинявшийся хозяину, как лучший музыкальный инструмент. Раздались шаги, а значит, обманщик ушел, оставив поверженную жертву раскаиваться и утопать в отчаянии.

— Как я вижу, чудом отвоеванные гроши ваши улетели в никуда? — она вышла прямо к Кеэрелу.

Он выпрямился, пристально вглядываясь в девушку, как будто вспоминал.

— Если расскажете мне вашу беду, обещаю сыграть с вами против кого-нибудь, — усмехнулась Киоре, качнув головой.

— Опять вы… — вздохнул он, вспомнив ее. — Думаете, я в таком отчаянии, что выставлю себя на посмешище?

— Не забывайте, что я — птица счастья не только на маскараде.

Киоре поймала пробегавшего мимо слугу, отдала ему несколько монет и получила ключ с номером спальни, подхватила под руку Кеэрела и увлекла за собой. Закрыв спальню на ключ, бросила его к себе в корсет.

— А теперь поговорим, — указала на пару кресел у окна, возле которых на столике лежали сигары. — Поделитесь своей бедой, барон. Кто знает, не станет ли это удачным поворотом в вашей жизни.

Кеэрел присел в кресло и стянул с лица противную маску, пропитавшуюся потом сотен лиц, то же самое сделала и Киоре. Нездоровый цвет лица, потухший взгляд, как будто поникшие усы — Кеэрел словно приговорил себя к смерти.

— Зачем вам это? Если вы хотите моих денег, то разочарую: последний грош отдал за вход сюда в надежде разбогатеть.

— Я отвечу на ваши вопросы, но только после правдивой истории. Вы ничем не рискуете, а я же могу своим признанием выкопать себе могилу.

Киоре качнула головой, сложив руки на животе, а Кеэрел скривился — он понимал, что не теряет уже ничего.

— Отец, прежний барон Гештада, проматывал семейное состояние, но как-то медленно и совершенно незаметно. О непомерных долгах я узнал лишь после его смерти. Теперь же… Все земли заложены. Доходы по праву выигрыша ушли в чужие руки. В скором времени меня ждет позор и признание нищим. Меня отправят куда-нибудь на границу с хаанатом в качестве рядового, а если очень не повезет, то буду отрабатывать долг как заключенный благородных кровей, то есть в далеком лесу, вырубая деревья. Или строя мост.

Барон Гештада пожал плечами, мол, вот и вся история, смейтесь.

— А эта сцена в коридоре?..

— Тот тип уговорил меня вложить большую часть оставшихся денег в проект планёра. На бумагах всё было прекрасно, этот аппарат должен был взлететь, а затраты на его постройку — окупиться с прибылью. Но планёр загорелся и разбился. Подозреваю, от моих денег конструктору досталась капля.

От сквозняка покачивался тяжелый балдахин роскошной кровати, завлекательно блестели свежие фрукты в вазе на столике, а Киоре смотрела в окно, но не видела ничего.

— Кеэрел, ничто так не роднит, как общие враги. Опровергните мои слова, если я не права, но… Большая часть расписок вашего отца находится в руках того мошенника, с которым я застала вас в коридоре?

Барон побагровел и сжал кулаки, из чего Киоре сделала вывод: угадала.

— Да. Он перекупил их.

— Теперь и я могу признаться, что к этому человеку испытываю ненависть не меньше вашей, а может, даже больше. Он обманул меня, предал и оставил без средств к жизни, чуть не погубив. Нет, подробностей не будет, моя история слишком гнусная, — отрезала Киоре, не позволяя барону вставить и слова. — Общие враги роднят лучше крови, не находите?

— Да, только что с того? Сегодня он здесь, а завтра уже исчезнет, — пожал руками барон.

— Мечтой этого человека давно являются богатство и титул, и, поверьте мне, изгнав вас, он займет ваше место. Согласны ли вы на такой расклад? Или же попытаетесь переиграть этого мерзавца?

Киоре подалась вперед, и глаза ее обольстительно сверкали жаждой возмездия, не кровавого, но триумфального, запоминающегося, искусного. Вся ее поза говорила, как она желала помочь этому несчастному мужчине, выпутать его из паутины долга, в которую он угодил совершенно не по своей воле. И Кеэрел сдался, простонав что-то согласное, как будто подписал нечто более плохое, чем смертный приговор самому себе.