близко, но, увы, нас поглотила страшная тьма. Наши заклятые враги потащили нас перед своим враждебным судом. Злодеи собрались за неделю до Нового года и превратили правосудие в полынь. О лукавом и нечестивом язычнике судят только по взгляду его глаз, без свидетелей; он судил невинных и безгрешных людей, чтобы проливать чистую кровь. Полчище злодеев вынесло извращенный приговор, сказав: «Выберите [для казни] двух евреев, какие вам понравятся». В их сети попалась красивая пара: из среды общины были выделены рабби Исраэль и рабби Тобиас, святые.[49] Эти люди видели блестящее лезвие меча, но страх не напал на них. Они пожали друг другу руки и поклялись разделить участь. «Ободримся и с легким сердцем приготовимся принести себя в жертву. Станем агнцами на заклание, обязательно найдем защиту под крыльями Божьими». На шестой день вывели этих святых мужей на казнь и воздвигли жертвенник. Гнев Господень разразился в год «Возмездия», в праздник Памяти [Новый год]. Горечь смерти ожидала [мучеников] посреди торжища. Они исповедовали свои грехи, говоря: «Мы согрешили перед Господом. Давайте освятим Его имя, как Ханания, Мисаил и Азария». Они обратились к палачу со словами: «Дай нам один час отсрочки, чтобы мы могли воздать хвалу Господу». Уста нечистых, лживые уста тех, кто гонится за ветром и поклоняется испорченным образам, пришли соблазнить их странными верованиями, но святые мужи воскликнули: «Прочь, нечистые! Отречемся ли мы от живого Бога, и бродить по деревьям?» Святой рабби Исраэль вытянул шею и закричал изо всех сил: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един». Тогда палач протянул руку, чтобы взять меч, и драгоценный сосуд разбился. Когда святой рабби Тобиас увидел эту потерю, он воскликнул: «Благословен ты, о рабби Исраэль, который первым прошел в Царство Света. Я следую за тобой». Он тоже воскликнул: «Слушай, Израиль, который охраняется [Богом], как зеница ока». И он вышел, чтобы умереть во имя Господа, и [палач] убил его, как он убил первого.

Еще одна трагедия произошла в Кракове в 1663 году. Образованный еврей-аптекарь Маттафия Калахора, уроженец Италии, поселившийся в Кракове, совершил грубую ошибку, поспорив с местным священником, членом доминиканского ордена, на религиозные темы. Священник пригласил Калахору на диспут в монастыре, но еврей отказался, пообещав письменно изложить свои взгляды. Через несколько дней священник нашел на своем стуле в церкви заявление, написанное на немецком языке и содержавшее резкое обвинение культа Непорочной Девы. Не исключено, что это заявление было составлено и помещено в церкви сторонником Реформации или арианской ереси, и то, и другое подвергалось гонениям в Польше. Однако доминиканец решил, что Калахора был автором, и предъявил ему обвинение в богохульстве.

Суд Королевского замка подверг подсудимого перекрестному допросу под пытками, но не смог добиться признания. Свидетели показали, что Калахора даже не умел писать по-немецки. Будучи уроженцем Италии, в разговорах с доминиканцем он использовал итальянский язык. Несмотря на все эти доказательства, несчастный Калахора был приговорен к сожжению на костре. Встревоженная еврейская община выразила протест, и дело было соответственно передано в высший суд в Петркове. Обвиняемый был отправлен в кандалах к Петркову вместе с истцом и свидетелями. Но архикатолический трибунал подтвердил приговор суда низшей инстанции, повелев исполнить приговор в следующей варварской последовательности: сначала отрезать губы «богохульника»; затем его рука, в которой было сожжено роковое заявление; затем язык, выступавший против христианской религии, должен быть отрезан; наконец, тело должно быть сожжено на костре, а прах жертвы загружен в пушку и выпущен в воздух. Этот людоедский церемониал был добросовестно проведен 13 декабря 1663 года на площади Петркова. В течение двух столетий евреи Кракова следовали обычаю читать четырнадцатого кислева в старой синагоге этого города поминальную молитву о душе мученика Калахоры.

Очевидно, существует какая-то связь между этим событием и посланием генерала доминиканского ордена в Риме Марини главе ордена в Кракове от 9 февраля 1664 года. Марини утверждает, что «несчастные евреи» Польши жаловался ему на «злые клеветы» и обвинения, «единственной целью» которых было повлиять на сейм, который вскоре должен был собраться в Варшаве, и продемонстрировать ему, что «польский народ безоговорочно ненавидит евреев». Он просит своих коллег в Кракове и подчиненных последнего «защитить несчастных людей от всякой придуманной против них клеветы». Последующая история показывает, что послание было отправлено напрасно.

Последним польским королем, который оказал действенную защиту евреям от враждебных им классов и партий, был Иоанн III Собеский (1674-1696), который своими военными подвигами сумел восстановить политический престиж Польши. Этому королю часто приходилось бороться с растущими антисемитскими настроениями шляхты, муниципалитетов и духовенства. Он предоставил охранные грамоты различным еврейским общинам, защитив их «свободы и привилегии», расширил сферу их самоуправления и освободил их от юрисдикции местных городских властей. В 1682 году он удовлетворил просьбу виленских евреев, просивших освободить их от городской переписи. Заявление было вызвано тем, что за год до этого они были принуждены виленским магистратом, гарантировавшим им полную безопасность, выехать за пределы города, где производилась перепись еврейских и христианских профсоюзов. Но как только евреи покинули пределы города, члены профсоюзов и другие христианские жители Вильно начали стрелять в них и отнимать у них одежду и ценности. Евреи были бы полностью уничтожены, если бы ученики местного иезуитского колледжа не сжалились над ними и не спасли их от ярости толпы. Пока бунт шел, Виленская магистратура не только не защищала евреев, но даже наблюдала за происходящим «с большим удовлетворением».

Надо отметить, что такое проявление человечности со стороны польской студенческой молодежи было действительно редким явлением. Как правило, сами студенты были инициаторами «бунтов» или беспорядков в еврейском квартале, а упомянутые ранее школьные бунты не прекращались даже при Яне Собеском. Ученики католической академии в Кракове напали на евреев из-за их отказа платить так называемый kozubales, школьный налог, установленный между евреями и христианскими коллегиями (1681-1682). В 1687 году к бунтующим ученым, на этот раз в Позене, присоединилась уличная толпа, и три дня подряд евреи должны были защищаться от бунтовщиков с оружием в руках. Национальные польские сеймы осуждали эти формы насилия и в своих «конституциях» гарантировали евреям неприкосновенность личности и собственности, особенно когда они находили необходимым поднять подушный налог или обложить евреев особыми налогами.

На самом деле единственным защитником евреев был король. При его дворе появились «генеральные синдики», или представители еврейских общин, и представили различные заявления, которые Джон Собески был готов удовлетворить, насколько это было в его силах. Это гуманное отношение к «неверным» неоднократно выдвигалось против него на заседаниях Сената и сеймов. На сейме, состоявшемся