которых предназначался разным группам населения и предполагал разную меру обеспеченности инфраструктурой. Наблюдение за их жизнью, сравнение результатов и было конечной целью авторов. Увы, реализован был лишь один комплекс, состоявший из четырех 16-этажных башен – собственно «Лебедь». Он имел статус кооператива и подразумевал такое разнообразие культурных и кулинарных запросов своих жителей, что не предполагал их совместного удовлетворения. А вот «Дом коммунистического быта» для работников завода «Знамя труда» был бы ближе дому-коммуне: здесь предполагались как столовая, так и клуб.

Третий же комплекс в виде единого блока (также в итоге не построенный) стоял бы ровно между ними, длинным своим телом рассекая квартал, – и чтобы визуальная связь домов микрорайона с природой и водою при этом не терялась, был поднят на ножки. Авторам было так жаль расставаться с тщательно разработанными для него планировками, что они целиком перенесли его на Беговую улицу, превратив в знаменитый «Дом на ножках» [41] – хотя там эти ножки были уже совсем ни к чему. Планировки же построенного «Лебедя» тоже на порядок лучше обычных: спальня – в глубине квартиры и связана с санузлом, гостиная, наоборот, при входе и связана с кухней, которую при этом удалось раздвинуть до 10 кв. м. Не удалось раздвинуть только потолки (они остались высотой 2,7 м), что было обусловлено тем, что строился «Лебедь» исключительно из типовых элементов – из набора т. н. «Единого каталога».

Разрез

Но при всей стандартности исходных элементов авторам удалось получить нестандартное целое. И буквально за счет трех приемов. Во-первых, это балконы, которые то длиннее, то короче, то эффектно вылетают за края башен и вместе с решетками наружных лестниц создают живой рисунок фасадов. Во-вторых, сами башни – разные в плане и ловко развернутые по отношению друг к другу. И, конечно, особую остроту придает зданиям эффект «двойного парения»: мало того что само тело дома оторвано от земли, так еще и несущие его ножки тоже стоят не на земле, а на стилобате.

План типовой секции

План 1-го этажа

Правда, именно этот ход вышел авторам боком. Вынув этаж, они лишили конструкцию диафрагмы жесткости, и для того чтобы не терять несущую способность, пришлось ввести на ее место стальные колонны. Что повлекло за собой большой перерасход металла и суровую критику в адрес расточительных авторов. Пространство между ножками частично застроили, а когда башни «Лебедя» решили повторить на улице Ляпидевского, там эту идею быстро зарубили: «И уже на ходу, в условиях начинающегося строительства, мастерской пришлось переработать проект: разместить диафрагмы жесткости там, где им положено быть…Пустой, неиспользуемый этаж ликвидировали. И сразу все стало на свои места», – удовлетворенно заключил главный конструктор «Моспроекта-1» Юрий Дыховичный.

Но там, в 15-м микрорайоне Химок-Ховрина, эти зеленые башни, размноженные, утратившие стилобаты и рассредоточенные по территории, превратились просто в дома. Здесь же, на Ленинградском шоссе, авторам удалось решить проблему, которую тогда еще лишь осознавали: «создать микрорайон с только ему присущими элементами». Издержки новых жилмассивов были уже очевидны: негуманный масштаб, монотонность застройки, а главное – абсолютная безликость. При этом слова «идентичность» не только никто еще не знал, но и означаемое им было идеологически чуждым. Советская власть тщательно разрушала привычные связи человека с прошлым, освобождая его для будущего. Из которых самой естественной была связь с родной улицей, кварталом, двором, что закреплялось сотнями мелких примет, названий, – и чего так удачно были лишены новоселы. «При полной обеспеченности всем необходимым обслуживанием этим микрорайонам все же чего-то не хватает…Человеку нужны такие места, где он мог бы помечтать, с которыми могли бы быть связаны дорогие ему воспоминания… А где может назначить свидание девушке молодой человек Черёмушек, Медведкова, Дегунина?» – произнося в 1966 году такие, казалось бы, безобидные слова, Андрей Меерсон на самом деле покушался на генеральную линию партии.

Конечно, само по себе место волшебное: берег Химкинского водохранилища и парк Покровское-Глебово. Вода и лес – чего вполне хватило бы сегодняшнему покупателю квартиры в элитном жилом комплексе. Но Меерсон думает о природе не как автор «элитки» – как о ценности, которую можно продавать, но как о ценности, которую нужно охранять. И делает «башни в парке», экономя землю и оставляя городу вид на воду – в чем нельзя не увидеть влияние градостроительных идей Ле Корбюзье. Хотя по части компоновки объемов (башни над стилобатом) авторы следуют уже более актуальным образцам – общежитию Хосе Луиса Серта в Кембридже (1964), лондонскому Барбикану (1964–1975).

Х.Л. Серт. Общежитие в Кембридже. 1964

Да, качество исполнения оказалось не на высоте. Но простыми и сильными жестами зодчим удалось создать яркий запоминающийся образ. Примечательно, что эту методологию возьмут на вооружение архитекторы 2000-х: понимая, что качество строительства не сильно изменилось с советских времен, важно произвести жест, который выдержит любое исполнение. Именно так будет проектировать свои кирпичные башни Александр Скокан – на Соколе и на Дмитровском шоссе, на улицах Врубеля и Климашкина – достойных наследников «Лебедя». Но это судьба и русского конструктивизма: эффектный проект, стильная картинка, новизна форм – и чудовищное исполнение, приводящее к стремительному старению. В некотором смысле это вообще судьба формы в России – быть прекрасной в замысле и убогой в реализации. И авторы «Лебедя» первыми приблизились если не к разрешению этого парадокса, то к его уяснению.

Вид с Ленинградского шоссе. 1979

33. Институт научной информации по общественным наукам 1960–1974

АРХИТЕКТОРЫ Я. БЕЛОПОЛЬСКИЙ, Е. ВУЛЫХ, Л. МИСОЖНИКОВ

ИНЖЕНЕР А. СУДАКОВ

НАХИМОВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 51/21

ПРОФСОЮЗНАЯ

Идеальная библиотека, цитадель «лириков»-гуманитариев в окружении институтов точных наук

На завершающей стадии строительства коммунизма гуманитариям отводилась не менее важная роль, чем естественникам: нужно было детально продумать устройство будущего общества. Фундаментальной библиотеке отделения общественных наук АН СССР потребовалось значительное расширение и обновление. В 1960 году проектирование ответственного объекта было поручено Якову Белопольскому, мастерская которого разрабатывала планировку Юго-Западного района Москвы.

Белопольский начал с генплана участка: поместив низкое и протяженное здание библиотеки ближе к перекрестку, он фланкировал его двумя многоэтажными, заметными издалека пластинами научных институтов. На архитектурном жаргоне того времени такой метод создания ансамбля назывался «дополнить плашку торчками». Эти три