Шрифт:
Закладка:
Снова крики и аплодисменты. Но я заметил, что в этом не было единодушия. Группа из примерно пятнадцати человек стояла поодаль, и похоже, наблюдала не столько за Бейкером, сколько за толпой. Истерия, которую Бейкер вызвал своим ораторским талантом, их не затронула.
Когда крики стихли, Бейкер указал на меня.
— У этого юноши было светлое будущее. Он не из знатной семьи, его родители не владели землёй, не обладали богатством. Но его отец служил в Вооруженных Силах Её Величества, и они смогли оплатить образование своего сына в одной из лучших школ в стране. Они дали ему возможность стать лучше, подняться над своим скромным происхождением и преуспеть. И как же он поступил с этой возможностью? Он надел форму, носить которую не имел права, взял в руки оружие, и принял участие в бойне, которая слишком ужасна, чтобы описывать её вам.
Я хотел указать ему, что ему нужен Мак. Но в этом не было смысла. Бейкер должен был демонизировать меня перед убийством, только тогда ему удастся донести свою мысль.
— Можно сказать, он просто вернулся к началу. Что он недостоин и ему нет места в школе, вроде школы святого Марка. Подобное суждение я оставляю на ваше усмотрение. Впрочем, я могу свершить правосудие во имя всех мужчин и женщин, которых он зверски убил. Одной из них была, друзья мои, моя собственная дорогая племянница Люси.
Толпа охнула.
— Казнь жестокого зверя даст сигнал к началу моей кампании по очистке нашей страны, нашей страны! Пока мы здесь стоим, наш отряд берёт под свой контроль школу, в которой приютились эти криминальные элементы. К вечеру мы расширим наши земли слиянием с этим институтом образования и цивилизации, который, как я лично убеждён, будет восстановлен в своём прежнем статусе в самом сердце страны, управляемой уважением!
Бурные аплодисменты. А группа мужчин позади толпы сбросила длинные плащи и замерла в ожидании… чего?
Бейкер повернулся ко мне.
— Ли Киган, я объявляю тебя виновным в убийстве, и посему я приговариваю тебя к смерти через повешение.
И он опустил рычаг.
Глава девятая
У Джона была старая потёртая книга в твёрдом переплёте под названием «Искусство палача». Он от неё просто тащился. Она представляла собой мемуары палача, а также руководство по правильному повешению. Среди прочих фактов автор подчёркивал главное — черный брезентовый мешок, связанные руки и ноги, плавное движение люка, а самой важной деталью он называл длину верёвки.
Если вешать человека на слишком длинной веревке, долгое падение обезглавит приговорённого, а этого никому не надо. И наоборот, если веревка слишком короткая, тогда шея приговорённого не сломается, и он будет болтаться, пока не задохнётся. Подобный результат был признан негуманным.
В книге имелась графика, содержащая зависимость веса осуждённого и правильной длины веревки, необходимой для чистого клинического перелома шеи и лёгкой, практически безболезненной смерти.
Слава богу, среди людей Бейкера ни у кого не нашлось экземпляра.
* * *
Не думаю, что будет как-то стыдно признаться в том, что, когда я провалился вниз, и потерял контроль над своим телом, я обосрался. Когда я вытянулся на всю длину веревки, она затянулась у меня на шее и впилась в трахею.
Я услышал резкий хруст и понял, что умер.
При отсутствии кислорода мозг умирает довольно долго. Помню, Бейтс рассказывал, что во время Французской Революции, отрубленные на гильотине головы, могли ещё около четырёх минут моргать и скалиться. Интересно, о чём они думали, насколько осознавали свою ситуацию? Кричали ли они безмолвно, или их последние минуты без тел прошли в странной безмятежности?
Пока я висел, я понимал, что шея моя перетянута, и начинается медленная неминуемая смерть мозга, перед глазами всё плыло, а лёгкие вопили о воздухе, которого я не мог им дать. Я не ощущал никакой безмятежности. Мне хотелось пинаться, драться, кусаться и кричать, лишь бы вырваться из петли. Однако руки мои были связаны, а ноги беспомощно дрыгались в воздухе. Я видел лишь небо, вращающееся над моей головой.
Понятия не имею, сколько я там провисел, кажется, целую жизнь. Вскоре, когда перед глазами всё померкло, а шум в ушах достиг уровня рёва реактивного истребителя, я ощутил, как меня подхватили за ноги и подняли наверх. Давление на горло на мгновение ослабло и я сумел вдохнуть капельку воздуха, а затем хватка ослабла, и меня, наконец, освободили.
После этого я вновь обрёл вес, но на этот раз я будто стоял на чьих-то плечах. Меня потащили наверх, пока я не упал на деревянный помост, словно выловленная рыба. Я ощутил, как кто-то ослабил петлю и смог вдохнуть полной грудью. Пока я приходил в себя, пока уши всё ещё были заложены, а в глазах всё темно, меня поставили на ноги и я облокотился на чьи-то плечи. Я повис на них, не имея возможности контролировать своё движение.
Мои органы чувств начали восстанавливаться, пока меня стаскивали с эшафота, несли по траве, вокруг главного здания и прочь с рынка. Я слышал крики и выстрелы. После недолгого забега, мы остановились, и мои спасители начали спорить.
— Куда? — Петтс.
— Эмм… — Уильямс.
— Живее! Далеко мы с ним таким не уйдём.
— Ладно, внутрь.
— Ты ебанулся?
— Внутрь!
Они затащили меня внутрь главного здания через боковую дверь, а затем подняли на третий этаж. Когда мы, наконец, остановились, то оказались в небольшой чердачной комнате, возможно, бывшем жилище для слуг. Из небольшого окошка на пол падал квадрат света. В углу стояла кровать, и мои одноклассники бросили меня на неё. Уильямс закрыл дверь, подпёр её сервантом, и осел на пол.
— Кто это такие? — спросил Петтс.
— Откуда я-то, блядь, знаю? — выкрикнул Уильямс на грани истерики.
Я лежал на кровати, а по моим венам носился адреналин. Я трясся, словно лист, но зато я мог дышать!
— Моя… моя шея. Я слышал, как она сломалась, — выдохнул я. — Почему я до сих пор жив?
— Если бы твоя шея сломалась, ты бы умер. В порядке твоя шея, — произнёс Петтс. — В смысле, у тебя офигенный синяк, ожоги от веревки, ты обосрался, но ничего не сломал.
— Но я же слышал! Слышал хруст! — возразил я.
— Это была не шея, а выстрел, — сказал Уильямс. — Стрелять начали сразу же, как тебя вздёрнули.
Я приподнялся на
