Ну, пес-то был старый, как смерть, уже и есть не мог как следует, так что я пристрелил его и отправился повидать большой мир, как называл это молодой хозяин. И тут я, как и ты, услышал, что правительство набирает нас, черномазых, в армию. А я сам по себе жить не умею. Так что армия — это как раз по мне.

— Ну а я, — говорю, — не люблю, когда мной командуют, зато люблю, когда мне платят.

Про то, что меня повесить хотели, а армия кажется мне неплохим убежищем, я уж поминать не стал.

И вот, дня три спустя, мы приехали туда, куда собирались, в Форт-Маккевитт, между реками Колорадо и Пекос. Там было на что посмотреть, в этом форте! Он был здоровый и не похож ни на что из того, что мне доводилось видеть прежде. Прямо напротив нас были черномазые в синих мундирах, которые выполняли упражнения в конном строю и так и сверкали на солнце. А уж солнца-то там было хоть отбавляй. Там, откуда я родом, тоже жар

ко, но всегда можно найти дерево, чтобы спрятаться в тени. А там спрятаться было негде, кроме как под собственной шляпой, разве что солнце за тучкой скроется, но это ненадолго, не дольше, чем птичка пролетит.

В общем, приехал я туда. В Форт-Маккевитт. Весь в мечтах, и в паху зудит от долгой езды. Мы с моим новым приятелем сидели на лошадях, глазели на форт, на этих всадников, и смотрелось все это очень горделиво. Наконец мы поехали в ту сторону.

Нас привели к командиру, и мы с Бывшим Домашним Негром предстали пред большим столом, за которым сидел белый по имени полковник Хэтч. У него были усы, как гусеница, и большие потные полумесяцы под мышками. Взгляд его был нацелен на муху, что сидела на бумагах, лежавших у него на столе. И уж так пристально он на нее смотрел, что можно было подумать, будто он врага выцеливает. Полковник говорит:

— Значит, вы, парни, хотите записаться в армию цветных. Я так понимаю, потому что вы оба цветные.

Догадлив был этот Хэтч, ничего не скажешь!

Я говорю:

— Я хотел бы вступить в девятый кавалерийский полк.

Хэтч поглядел на меня и говорит:

— Верховых негров у нас и так хоть отбавляй. Нам бы ходячих негров побольше, для нашей распроклятой пехоты. Коли хотите, так я вас направлю прямиком туда.

А мне чего-то не хочется в пехоту, тем более если она распроклятая. Не по мне это.

— Да у вас тут никого не найдется, кто бы лучше меня верхом ездил! — говорю. — Даже если вас считать, полковник, а я уверен, что уж вы-то ездите как черт, не сочтите за обиду.

Хэтч приподнял бровь.

— Да ну?

— Да, сэр. Я не хвастаюсь, потому как это истинная правда. Я на лошади могу ездить и верхом, и под брюхом, захочу — она у меня ляжет, захочу — поскачет, а если она мне понравится, то я ее могу и в жопу отодрать, и от этого она так растает, что будет заваривать мне кофе и приносить тапочки — при условии, конечно, что у меня будут тапочки. Ну, насчет в жопу отодрать — это я, конечно, загнул, по остальное все правда.

— Да я догадался, — говорит Хэтч.

— Ну а я лошадей драть не приучен, — говорит Бывший Домашний Негр. — Зато я готовить умею и приборы столовые раскладывать. Я Бывший Домашний Негр, я в основном двуколкой управлял.

Тут Хэтч выбросил руку и прихлопнул-таки эту муху. Он отлепил муху от ладони и стряхнул ее на пол. Рядом с ним навытяжку стоял цветной солдат, он наклонился, поднял муху за сломанное крылышко, выкинул ее за дверь и вернулся к столу. Хэтч вытер руку об штаны.

— Ну что ж, — говорит, — давайте поглядим, что вы умеете, а что — так, пустая похвальба.

Неподалеку был корраль, в котором, заполняя его до отказа, бегал здоровенный вороной жеребец. Выглядел он так, будто жрет людей и срет потом вьюками из ихней кожи с ихними же костями. Когда я подошел к корралю, он покосился на меня этак не по-доброму, а потом, когда я зашел с другой стороны, он тут же развернулся, чтобы глаз с меня не спускать. О, уж он-то знал, что у меня на уме!

Хэтч потеребил свой ус, обернулся и посмотрел на меня.

— Ну что, коли сядешь на этого коня и покажешь все, чем хвалился, так и быть, возьму вас обоих в кавалерию. Бывший Домашний Негр за повара сойдет.

— Я сказал, что умею готовить, — говорит Бывший Домашний Негр. — Что я хорошо готовлю — такого я не говорил.

— Ничего, — говорит Хэтч, — нынешние наши повара и того не умеют. Они только и знают, что кипятить воду да сыпать туда еду. Рену в основном.

Я перебрался через ограду. К тому времени четверо цветных кавалеристов поймали мне этого коня. Эта черная зверюга мот ала их во все стороны, минут двадцать у них ушло только на то, чтобы взнуздать и заседлать его. После этого они, так сказать, удалились с поля боя, причем двое из них хромали так, словно угодили ногой в канаву. Один держался за голову там, где его угостили копытом, второй, похоже, вообще удивлялся, как это он жив остался. Жеребца они привязали к ограде, и он подпрыгивал на месте, как девчушка со скакалкой, только малость повыше.

— Ну, валяй, садись в седло! — говорит Хэтч.

А куда мне было деваться? Взялся за гуж…

Вообще-то я не врал, когда говорил, что умею ездить верхом. Верхом ездить я умел. Умел я