А потом откуда-то всплыла подленькая мысль: «А на хера отмазываться-то! Вдуй ей! Она же хочет, и ты хочешь!».

И так это вошло "в струю", что Иван даже застонал, пытаясь изо всех сил сдержаться!

- Эй, ты чего? Тебе так плохо, да? И что же… Ну, давай я в рот возьму, что ли?

Она опять заерзала, пытаясь слезть с его коленей, что пришлось с силой придержать ее:

- Сиди! Сейчас пройдет! – Косов уткнулся в такую тонкую шейку, и увидел, прямо перед глазами, синеватую венку, что сейчас так сильно и часто билась под матово-белой нежной кожей.

Он смотрел на эту венку, и такая нежность на него хлынула… А еще стало противно... что смог еще раздумывать - можно эту девчонку или нет!

Хрипло, как с похмелья, он прошептал:

- Подрасти тебе надо, красавица?

Она отпрянула от него удивленно:

- Что? Ты больной, что ли? Я же говорю тебе - мне восемнадцать!

- М-да... тогда все равно подрасти! Мне девушки... поавантажнее нравятся!

Девчонка хмыкнула и встала с его коленей:

- Так и скажи - толстухи нравятся! Вкус у тебя... какой-то... деревенский!

Иван усмехнулся:

- Это ты Лене... или Ритке скажи, что они - по-деревенски выглядят!

"Балеринка" фыркнула:

- Не буду я им такое говорить... Не эстет в общем ты!

- Это точно! Не эстет...

- Жаль..., - вздохнула Танька, - а так бы было чем девчонкам похвастаться... Трус ты, Ваня!

- А… зачем хвастаться-то?

Девчонка вздохнула и посмотрела на него, как на убогого: "Ничего-то ты, Ваня, не понимаешь!".

Было заметно, что девчонка расстроилась искренне. Иван с улыбкой смотрел на ее мимику.

Пытаясь как-то отвлечь ее... да и самому отвлечься, Косов спросил:

- А у Лены такое прозвище - Королева? И чего, она строгая с Вами, да?

- Ну-у-у… нет. Так-то она даже добрая. Помогает многим. Мне вот часто помогает. Но все равно – строгая тоже. А еще если… узнает, что я с тобой... Ты это... не говори ей, ладно?

- Так и не было же ничего! - удивился Косов.

- В-о-о-т... так и говори!

Иван засмеялся:

- Хорошо, так и скажу!

- Ладно... трусишка! Давай еще покурим, да отведу тебя... к твоей Королеве! - усмехнулась девчонка.

Они курили… Она молчала, задумчиво глядя в стену. Он – подглядывал на нее.

«Нет, ребята-демократы… нах-нах-нах… такие приключения!».

Уже спускаясь по лестнице, Таня попросила:

- Ты только Елене и правда... ничего не говори, хорошо? Мне и правда… немного боязно. Ну... что я тебе предлагала не говори!

- А ты чего-то мне предлагала? - деланно удивился Косов.

Танька удивилась, а потом рассмеялась:

- Правильно! А ты... ничего так! Жаль все же... что струсил! Гляди... не пожалей!

Она собиралась проводить его до фойе. Но уже на самом выходе… они наткнулись на Завадскую.

- Ага… Вас-то я и ищу… Пойдемте-ка ко мне… голубки. Разговор есть!

«Вот и встрял! Вот же ж… Правильно сказала Танька – телепень! Попробуй сейчас что-то докажи!».

На саму Таньку было больно смотреть - испуг был явно виден! Косов вздохнул, пожал плечами и направился следом за Еленой. Танька плелась рядом.

«Но все-таки… как же хороша Завадская! Ух! Огонь-баба!».

Цокая небольшими каблучками туфель, Королева, походкой «от бедра» шествовала впереди. Сегодня у нее опять был имидж Снежной Королевы на службе в «эсэс». Чулки телесного цвета, облегающая серая юбка чуть ниже колена, приталенный пиджачок. Сложная, но деловая и строгая прическа на царственной голове. А когда они стали подниматься по лестнице, и узкая юбка обтянула еще больше ягодицы Завадской, Иван непроизвольно сглотнул слюну.

«Говорил уже, что мне здесь неимоверно везет на баб? Говорил, да? И еще не раз скажу!».

И в прошлой жизни Елизарову несколько раз попадались такие вот… фам фатали. Но все-таки… не так часто, как здесь.

«А может… такие женщины здесь – пока не в тренде? По местным меркам – чересчур высокие, выше метр семьдесят; довольно худощавые – опять же, по местным канонам красоты. Да и черты лица у всех его знакомых красоток – тоже не каноничные для этого времени. Здесь же как? Образец красоты – Любовь Орлова. Невысокие, до метра шестидесяти пяти – не выше! Довольно коротконогие, тяжеловатые внизу, с неярко выраженной талией. С бюстом, конечно же! И на лицо… простоватые на вкус Косова. Круглолицые, как правило, курносенькие… А у него из таких знакомых – вот Конева, к примеру! То-то она так пользуется успехом у мужчин. Но ведь и ему она… вполне, Варенька наша! Доберусь я до нее, ох и доберусь! Только вот… с Еленой как-то надо… разрулить. И еще… пигалицу бы эту как-то отмазать!».

Косов покосился на Танюшку, хмыкнул: «Юная партизанка, идущая на казнь!».

Перевел взгляд на Завадскую, глаза сами опустились на уровень, максимально привлекательный в данный момент в фигуре Лены. Покачал головой, поцокал языком – про себя, не смог сдержать восхищения и кивнул Таньке на Завадскую, обрисовал ладонями округлость, поднял оба больших пальца – «Во!». Девчонка опешила, даже с шага сбилась, а потом выпучив глазенки и надув щеки, постучала себе по голове кулачком. После этого, видно засомневавшись, что Косов поймет – энергично подкрутила себе пальцем у виска.

«Ну да, я такой!».

- Так! Я все вижу! – ледяным голосом прервала их пантомиму Королева.

«Черт! По рекреации уже идем, и зеркало это… настенное… как назло!».

Завадская подошла к двери склада, распахнула ее решительно, отодвинулась чуть в сторону и рукой… эдак, не принимая возражений – «Заходим!».

«Ну чё… зайдем, раз просют, а чё нам… таким красивым-то?!».

«Я еще хлебнул кваску, и сказал – «Согласный!».

Иван, как джентльмен, пропустил вперед Таньку, и зашел следом.

- Ай, бля! – «как же больно она щиплется, Еленочка Георгиевна!», потирая полужопицу, прошипел Косов про себя.

«Нет… если Лена так делает, то… не сильно злится! Хуже было бы, если бы – не щипнула!».

Танька сразу судорожно вздохнула, как всхлипнула:

- Еленочка Георгиевна… Прости меня, пожалуйста! Прости дуру, а? Вот честно-честно… ничего не было! Просто покурили... и все! Поболтали еще... Еленочка Георгиевна!

- Та-а-к... А ты еще на что-то рассчитывала? Да ты совсем охренела, засранка! – ледяным тоном прошипела Завадская.

- Ой… ну прости… прости! Ну... целовались еще! – причитала девчонка, сдавая и себя, и Косова вот так - одним махом!

Иван с удивлением видел, что нисколько