Шрифт:
Закладка:
У Галкута с собою был длинный, очень острый, рыбацкий нож, с которым он не расставался с детства, с той поры как получил его от отца на день рождение. Но когда он бежал к церкви, единственным его желанием было освободить сына, вытащить его из проклятой ямы, вывести из здания и навсегда увезти из этого ужасного города. Как и все в Горячих камнях он знал устройство церкви, её внутренний уклад и распорядок. Комнаты со "святыми мешками" находились в подвале, в одном из самых глубоких тупиковых коридоров. Коридор закрывала тяжелая дверь с мощным замком и на каждой решетке, накрывающей яму с узником, также был замок. При церкви жило несколько десятков монахов, которые окончательно отказались от мирской суеты, решив посвятить себя каждодневному беспрерывному служению богу и непримиримой борьбе с дьяволом. По сути дела это бесповоротно спятившие люди, бреющие себя наголо, обмазывающие голову и руки черной краской, облачающие тело в тяжелую вонючую колючую власяницу и видящие дьявола в каждом порыве ветра и в каждой человеческой улыбке. Среди этих монахов есть несколько старших монахов, их называют клирсами, их обязанность печься о столах братии и порядке в церкви. И каждые сутки один из этих клирсов назначается дасмосом, то есть что-то вроде главного дежурного служителя, руководящего остальными монахами и надзирающего за ними. Кроме всего прочего ему передаются ключи от всех замков в церкви. Галкут понимал, что сломать замки, тем более так чтобы это прошло незаметно, у него не получится. Честно говоря, в тот момент он вообще мало о чем думал, кроме того что ему нужно немедленно освободить сына. Входя в церковь, он намеревался найти дежурного клирса и либо заставить его открыть нужные замки, либо отобрать ключи и сделать это самому. Монахов в церкви было около трех десятков, жили они здесь годами, многие вышли из общины и Галкут, как и практически все в Горячих камнях, большинство монахов знал в лицо и по именам. Но когда они все бритые наголо, обмазаны сажей, да еще и в одинаковых бесформенных власяницах с глубокими капюшонами различить их было весьма непросто. С учетом этого, дабы выделиться среди остальных дежурный клирс мазал голову красным цветом, настоем из листьев липучей багрянки, а капюшоны в помещениях церкви монахи никогда не надевали.
Галкут, дрожа от бурлящих в нем эмоций, буквально сходя с ума от мысли, что его сына ждут изуверские пытки и мучительная смерть, вошел в сумрачный притвор церкви. Стояло раннее утро и поскольку иегоны больше почитают вечернюю зарю чем утреннюю, народу внутри почти не было. Тем не менее в глубине нефа, на кафедре, один из младших владык, как и полагалось, звучно и певуче читал псалом из Книги Иегона. Его слушали монахи и несколько прихожан. Никем не замеченный Галкут проскользнул в боковой коридор, откуда попал в галерею окружающую внутренний двор. Он собирался пройти в хозяйственные помещения, где практически наверняка и находился в данный момент дасмос — дежурный клирс. По пути через галерею он встретил одного из монахов и, насколько это было возможно, спокойно спросил его где найти дасмоса. Тот ответил что в трапезной. Галкут направился в указанном направлении и буквально через пару поворотов наткнулся на человека с красной головой в компании четырех других монахов. От некоторой неожиданности произошедшего все застыли. Галкут узнал дасмоса, это был человек по имени Бийер, ранее занимавшийся разведением свиней и фарьяров, мясник и торговец навозом, а теперь один из самых безумных почитателей Иегона и ярый борец с дьяволом. Он тоже узнал рыбака и с подозрением уставился на него. Бийер и раньше был крайне неприятен Галкуту, а теперь в особенности, ибо являлся одним из тех кто первым без малейшего сомнения поднимет руку на мальчика, которым, по его убогому мнению, завладел дьявол. И эта неприязнь видимо отчетливо отразилась на лице Галкута. Бийер догадался что происходит и истошно завопил: "Братия, хватайте его! Он злоумышляет!" Монахи еще какое-то время медлили, не понимая что нужно делать, но Бийер крикнул: "Он идет освободить дьявола! Бей его, кто за бога!". Монахи уразумели что к чему и бросились на Галкута. Но Галкут, в душе которого и так бушевало пламя, увидев, что люди, которые по сути и обрекли его сына на смерть своей мракобесной верой, еще и угрожают ему, потерял последнее самообладание и сам бросился на них. Машинально он выхватил из-за спины нож, как делал на войне, когда у него выбивали из руки меч. Увидев длинное лезвие рыбацкого ножа монахи испуганно застопорились, а в следующий миг Галкут полоснул одному из них по пузу и порезал лицо другому. Раненые дико заорали, посчитав что настал их смертный час, хотя порезы были неглубокие и через пару дней оба монаха совершенно оправились. С воплем "убивец!" двое других шарахнулись в стороны, дабы избежать жуткой участи своих товарищей. Галкут подскочил к Бийеру и схватив его за шиворот, едва не воткнул ему в шею нож. "Веди к сыну", прохрипел он, "иначе голову отрежу!". Бийер, чувствуя давление стали ножа, не посмел возражать. Они вдвоем быстро прошли через двор и спустились в крипту. По пути прихватили горящий факел. В подземелье на каменных постаментах горели лампы, но в коридоре, куда они в конце концов пришли, царила абсолютная тьма. И сердце Галкута болезненно сжалось, когда он представил как его мальчик лежит, вмурованный в пол, под решеткой, среди полной темноты, не зная что происходит и не понимая почему взрослые так поступают с ним.
Наверно Галкут уже тогда понимал что ему не спасти сына, монахи с которыми он столкнулся поднимут тревогу и вскоре вся община будет здесь. Хотя может и верил, что если всё сделает быстро, то еще может успеть выскользнуть незаметно с Майретом из церкви, сесть на коня и ускакать прочь и навсегда из этого проклятого места.
Бийер подвел его к нужной двери и Галкут отпустил его и взял у него из руки факел, чтобы клирс
