— Как мило. Теперь ты у нас за главную. — Ариадна подошла к Ифигении. — Так, ладно, давайте рассказывайте, как вы все сдохли!

Элеон и Ксандр сидели за столом и думали над тем, что им делать.

— Так, — сказала девочка. — Давай решать проблемы по мере поступления. Сначала найдем ключ, затем разберемся с Хаокином.

Ксандр нахмурился. Ему не хотелось, чтобы Хаокин навсегда остался психопатом.

— Это же его голова, да? — сказала Элеон. — Значит, ключ не мог потеряться в каком-то непонятном месте. Люди же образно мыслят. Ключ в каком-то особенном месте. В тайнике или там, где ты всё терял. Ты знаешь что-то подобное?

— Возможно. Я думаю, он в детской. У меня был деревянный домик, и я туда иногда вещи прятал от близнецов. Только вот… Хаокин там будет нас ждать.

— Почему?

— Я просто его знаю, — улыбнулся Ксандр.

— Всё равно надо попробовать.

Они пошли по лестнице в детскую, но дом будто сам не хотел пускать их в запретную комнату. Портреты на стене ожили — эти жуткие Аттали-монстры с обожженными лицами, клыками, кровавыми глазами пытались схватить Ксандра и Элеон обугленными когтистыми руками.

Брат с сестрой всё же поднялись. Пред ними раскинулся бесконечный коридор, где все комнаты — детская. Элеон и Ксандр начали открывать двери по очереди. Маленькие кроватки, столики, шкафы. И каждый раз отличие — одна деталь: ночь, день, вечер, кроватка у одной стены, у другой, игрушечный мишка с лапой, без лапы. Подростки ходили так несколько минут, пока вдруг не открыли дверь, где за столиком сидел мужчина средних лет. Смуглый, со шрамом поперек глаза, он играл в куклы.

— Здрасьте, — недовольно сказал незнакомец. Элеон нахмурилась. — Чего это ты дуешься, малышка Элеонора?

Этот человек. Он был ей знаком. Но она всё никак не могла вспомнить. Элеон хотела шагнуть к нему, но Ксандр остановил ее.

— Не подходи близко.

— Ксандр, неужели ты меня боишься? Или мое присутствие тебя как-то задевает? Вижу — задевает, — продолжал человек со шрамом.

— Пойдем. Не обращай на него внимание, — сказал мальчик. Они вышли из комнаты. — Закроем его, чтобы не вырвался. И идем.

— Но как же! Уже оставляете меня одного? Здесь веселье в самом разгаре. Не думайте, что я буду без вас скучать! — всё еще кричал незнакомец.

Ариадна и ее новые знакомые сидели полукругом на полу и шептались в темноте.

— Потрясающе, Блонди! — Ариадна аж захлопала в ладоши. — Только мне кажется, что вы лукавите. Думаете, поверю, что Хаокину за жизнь нравились всего три девчонки? Да я за месяц еще троих насчитала. Юлька — служанка в доме. Он ее кадрил, лавелас хренов. — Из темноты вышла Юля. — И эти две. Та, которую я послала, чтобы она его соблазнила. Давай, давай, заходи, не боись — все свои. И еще, когда он набухался, а потом башка болела. О божечки, ты без лица. Он твое лицо не запомнил, кабель, а! Мое лицо тоже, небось забыл, ублюдок. Скрепил, значит, наши жизни заклятием бракосочетания и свалил куда-то, мразь. Ненавижу. Что б он сдох. Ну ничего. Я здесь. А вы, девоньки, все проходите, все, все — те, с которыми он танцевал на балу, те, с которыми он целовался, те, что приглянулись ему на улице. Буду выпытывать у вас тайны! Блонди, начинай. Ты его лучше всех знаешь.

Ксандр и Элеон замерли у детской. Внутри комнаты находились люди, но они не обращали внимания на прибывших гостей. Это было воспоминание. Мэри сидела на кроватке одного из близнецов, покачивала люльку и пела колыбельную. Сами мальчишки уже были в постелях. Один сидел под одеялом и покачивался туда-сюда. Второй смотрел на свои ладони, зеркально соединял кончики пальцев рук. Третий уже спал.

— Так в люльке я? — прошептала Элеон.

Она присела рядом с мамой на край кроватки. Мэри глядела на свою малышку-дочь и не обращала внимание на Элеон. Девочка украдкой увидела себя, но не смогла оторвать глаз от матери. Свет луны освещал ее лицо. Мэри была такой красивой, совсем молодой — кажется, не на много старше, чем Хаокин сейчас. Голос ее спокойный, убаюкивающий. Выражение лица задумчивое. Еще нет морщинок волнения. И она такая… счастливая.

— Ма, — голос Элеон задрожал. Но Мэри не ответила, не повернула голову. Женщина глядела на свою малышку-дочь. — Мам, я здесь, — прошептала Элеон. Она протянула руку к лицу матери, но не смогла прикоснуться. — Не оставляй меня…

— Это старое воспоминание, — сказал Ксандр с какой-то агрессией. Элеон перевела на него взгляд. Она и забыла, что брат тут — стоит темной фигурой на фоне открытой двери. — Давно оно здесь не появлялось. Не порядок.

— Стой! — Элеон подбежала к Ксандру. — Ты хочешь его разрушить?

— Нет. Просто перекрасить. Слишком красиво — глаза рябит.

И если до этого в комнате была полутьма, то теперь наступила настоящая ночь. Луна погасла.

— Нужно темных тонов добавить и лица сделать другими. Они ведь уже не такие, как здесь.

Элеон ничего не смогла поделать. Она подбежала к матери. Теперь Мэри была такой, как при их первой встрече — встревоженной, слишком постаревшей от постоянных слез — и смотрела будто сквозь люльку.

Элеон заплакала.

— Пошли. Мы не найдем здесь ключа. Не нужно зря лить слезы.

Беседы продолжались.

— Да ты, Блонди, просто находка. — Ариадна сидела с блокнотиком в руке и всё писала и писала. — Вот выберусь отсюда, сразу в блокнот загляну и давай унижать Хаокина. Раздавлю, унижу! Так его! Черт, а блокнотик вообще отсюда можно вынести?

— Это же подсознание. Блокнота не существует.

— Черт! Ну ничего. Я запомню. Так. Вспомнила, о чем хотела спросить. Чертовые розовые слоники, — сказала Ариадна со всей серьезностью. — Что это, блин, такое?

— Я этой информацией не владею, — сказала Блондинка.

— Да брось! Ты же часть его подсознания. Всё ты знаешь!

— Вот именно, что часть. Тебе нужна другая.

— Какая? — заинтересовалась Ариадна.

Элеон медленно шла по коридору и сердилась. Ей надоел Ксандр со своей циничностью. Они