приветствовала Мессию от начала и до исполнения. Великие исторические герои вплоть до Крестителя, взгляды и убеждения старых религий, философия и право, борьба народов: это были совсем другие сигналы, это были единственные и единственно достойные сигналы, которыми история приветствовала христианство.

Наконец, верному богослову не удастся внести разлад между нами и святым Терте. Он советует нам, более того, говорит», что «прежде всего» необходимо «устранить предрассудок, будто евангелист хотел описать звезду как топографического предводителя магов». Очевидно, что он рассматривает его только как религиозного лидера магов». Прекрасное различие! Когда звезда возвестила волхвам о новорожденном царе иудейском, это было религиозное и одновременно топографическое знамение, ибо оно указывало им, в какой стране они должны искать Мессию: в Иудее. Они последовали этому знаку и прибыли в Иерусалим. Здесь, благодаря посредничеству Икрода, они узнают точное место, где они найдут новорожденного, и, естественно, понимают, что Вифлеем — это цель их путешествия. Но они узнают об этом только потому, что в отчете уже имеется в виду более позднее время, необходимо привлечь к этому делу царя Ирода, а также вплести в прагматику пророческое обещание, что Мессия должен выйти из Вифлеема. Эти интересы побудили автора оставить звезду на время без внимания, но как только волхвы направляются в Вифлеем, он посылает ее — от полуночи до полудня! — Он посылает ее вперед как указатель и оставляет ее над местом, где находился Младенец. Так звезда приводит волхвов к дому, где они нашли искомого новорожденного. Нет! говорит апологет, звезда не была путеводной! В тексте говорится, что звезда была над местом, где находился ребенок. «Насколько очевидно было для евангелиста написать: над домом. Он избегает этой мысли». Но не потому, что, как думает апологет, он считал ее недействительной! Но он даже не избежал ее, он дорожил ею, очень твердо дорожил ею, он только — отныне апологет не имеет в виду, что победит, употребив неподходящее слово, — он только избежал выражения, которого действительно требовало это представление, и заменил более общее на более определенное: «над домом». Невольное чувство удержало его руку от того, чтобы записать выражение, которое довело бы дело до крайности невозможного и возмутительного и сделало бы представление настолько вопиющим, что евангелист сам должен был бы объяснить его огромность, как звезда, находясь на большом расстоянии, могла бы просто стоять над каким-то домом. На самом деле у него есть такая мысль, поскольку сразу после того, как он избежал импульса серьезного прозаического выражения, он говорит: и вот они вошли в дом и увидели Младенца. То, что они смогли войти именно в этот дом, является, таким образом, лишь результатом того, что звезда указала им путь к нему. Матфей в своем рассказе знает так же мало, как и о другом элементе, например, о том, что «о святом младенце много говорили в Вифлееме» и что волхвы смогли узнать его дом из разговоров в городе. Звезда, и только звезда, является его путеводителем для волхвов.

Неандер, как уже говорилось, более робок и выпустил звезду как таковую, а именно как эту чудесную звезду. Но он идет дальше в естественном объяснении. «Некоторые мудрецы, говорит он, исследуя ход небесных светил, полагали, что они получили знак о рождении долгожданного великого царя, который должен был появиться на Востоке, через созвездие или звезду, будь то по теории, взятой у иудейских богословов, или придуманной ими самими». Пусть так — но ведь все подобные уступки лишь на время — мы не будем настаивать на том, что, согласно сообщению, знамение, само по себе совершенно чудесное, дано магам только Богом, что сообщение ничего не знает о «придуманных самими магами теориях» и что, согласно ему, тот же Бог, который дал знамение, истолковал его и магам. Все это, конечно, должно быть учтено евангелистом, если чудесная природа звезды уже вменена ему в вину как его недоразумение. Но тогда и естественное объяснение должно заставить нас понять из истории, как иноземные маги могли увидеть в звезде или в созвездии знак рождения долгожданного великого царя и т. д. В противном случае, чтобы получить естественное объяснение или связать божественное чудо с историей, обычно обращались к заметке, встречающейся у Тацита и Светония. Последний высказывается более трезво: он говорит лишь о том, что во время захвата Иерусалима Титом одна из иудейских партий опиралась на то, что в их священных писаниях было предсказано, что «как раз в это время Восток придет в движение и люди, которые выйдут из Иудеи, завоюют мировое господство». Светоний усугубляет ситуацию. По его словам, иудеи были возмущены давно распространившимся по всему Востоку ожиданием, что именно в это время из Иудеи должно прийти мировое господство. Обратите внимание на разницу! Согласно Тациту, иудейская военная партия была укреплена в своем сопротивлении римлянам пророчеством из Священного Писания. Светоний говорит о древнем и постоянном ожидании, распространенном по всему Востоку, поэтому только он и нужен апологету, ведь если ожидание мирового правителя из Иудеи было древним и распространенным по всему Востоку, то оно могло быть известно и магам, и их можно было склонить к мысли, что мировой правитель родится в Иудее в результате странного небесного явления. Но если не считать того, что во время Иудейской войны считалось, что из Иудеи придет не мировой правитель, а мировые правители, то откуда Светоний знает то, что ему известно больше, чем Тациту? Он только взял это из своей головы и расширил примечание, которое он копирует из письма Тацита — только для того, чтобы придать исполнению более грандиозный фон. Светоний даже впал в противоречие, которое ясно как день доказывает, что Тацит является его ближайшим свидетелем в этом вопросе. Ведь его предшественник в большинстве своем говорит о мировых правителях, которые будут происходить из Иудеи, поскольку, по его словам, именно о Веспасиане и Тите шла речь в двусмысленном пророчестве, ложно объявленном иудеями. Светоний сохраняет большинство, — иудейское окружение, — но говорит только, что это изречение относится к римскому императору — он имеет в виду Веспасиана — и довольствуется упоминанием только его, поскольку в данный момент занят его биографией.

Светоний знает Иосифа и его исторический труд, из которого — сразу скажем — Таит взял эту заметку. Он сам рассказывает, что один из заключенных юношей, Иосиф, предсказал Веспасиану, что оковы, которые сейчас наложены на него, скоро будут сняты им как императором. Возможно, что Светоний, говоря об этом ожидании Востока и относя его только к Веспасиану, имел перед