Шрифт:
Закладка:
Уже решив уходить, он вдруг слышит шорох. Оборачивается на звук. Кто-то из спящих поднялся. Это Бедвик. Мор узнает здоровяка: тот шляется по городу и обворовывает мертвецов.
Стараясь не шуметь, Бедвик рыскает близ Миреллиного ложа. Чего он хочет? Бедвик не знает и сам. Но водонос чует наживу. Миреллы не было день и ночь. А вернулась она, что-то пряча за пазухой. И с тех пор всё копается в углу. Бессомненно, обчистила чей-то дом и нашла нечто необычайной ценности.
Знай Бедвик, что юница с таким старанием прячет флейту из кости, он бы и пальцем не двинул.
Водонос взлез в кормушку. Ни Мирелла, смертельно утомленная, ни Пан, еще не вполне окрепший, не пробудились. Бедвик ищет глазами сокрытый предмет. И замечает оголенную Миреллину ногу. Белая кожа светится в темноте. Взгляд его подымается до бедра. Вдруг намерения о краже оставляют его ум. Там поселяются замыслы куда более темные.
Мор чувствует, как кровь вскипает в нем от гнева. Бедвик приготовляется действовать.
Не Мору выбирать, кто умрет. Это не его роль. Но в его силах чуть сдвинуть линии судьбы, ежели он крепко того возжелает. До сих пор он отказывал себе в том, зная, что всё имеет последствия. Но в эту минуту он не колеблется. Он вынимает из кармана крысу, гладит ее по спине. Крыса проворно прыгает наземь.
Бедвик готов. Он наляжет коленом Мирелле на грудь, чтобы та не двинулась, а ладонью закроет рот, чтобы не вскрикнула.
Хромому мальцу лучше лежать смирно. Бедвик нагибается.
Крыса юркает к его лодыжке и кусает до крови.
Водонос чувствует, как в плоть его вонзились крохотные зубы. Он спрыгивает вниз, бежит к ближайшему ведру, дабы промыть рану. В ведре пусто. Он обшаривает весь сарай – ни капли воды. В отчаянье Бедвик вынимает нож. Лезвие входит в плоть на лодыжке, он вырезает куски кожи с того места, куда впился грызун. Истязает себя молча, сдерживая крик. Никто не должен знать, что в нем может быть зараза, иначе его выгонят.
Мор улыбается. Старания тщетны. Покидая сарай, Мор покровительственно кладет ладонь на юницын лоб, гладит ее по волосам.
Мирелла вернулась в настоящий миг. Здесь, в церкви, у нее закружилась голова: она зашаталась, но удержалась на ногах, лишь слегка задев Мора. Украденные воспоминания не оставляли ее в покое. Она бесшумно отступила.
Мор обернулся с разительной быстротой. Одной рукой он схватил юницу за горло. Другой вырвал у нее флейту. Сжал ее. Кость треснула с жутким хрустом. Осколки посыпались к ногам Миреллы.
Музыка смолкла. Чары рухнули.
Чумные остановили свой пляс. Они озирались друг на друга, скорбные, немощные и потерянные. Они медленно покидали церковь, возвращаясь в постели. Священник, убежденный, что сим местом завладел Диавол, укрылся в исповедальне.
Во всей церкви осталась одна Мирелла, и Мор держал ее как в тисках. Она начинала задыхаться. Мирелла лишилась оружия и сомневалась, что Бог придет к ней на помощь.
Возникла связь
– Спасибо.
Мирелла, в последней попытке противостоять навалившейся на нее силе, вытолкнула из себя слово. Едва протиснулось оно сквозь сжатое горло. Мор от удивления чуть ослабил хватку, хоть и не разжал пальцев вовсе.
– Вы просите спасти вас? Взываете о пощаде? – спросил он.
Глаза Миреллы вспыхнули яростным блеском.
– Нет, – отвечала она, – никогда впредь не стану я умолять. Я благодарю вас. За то, что ночью в сарае вы остановили Бедвика, когда он думал взять меня силой.
Мор пристально взглянул на юницу.
– И как вы прознали об этом? – спросил он.
Мирелла сглотнула. Самое тяжкое еще впереди. Она призналась в том, что сделала и что увидела.
Мор внимал. До того он был удивлен способностями этой девчушки, что даже забыл возмутиться. Он не водился с людьми, ибо ни во что их не ставил. В его мире лишь самые мелкие сошки из посыльных изредка удостаивали смертных своим явлением. Он же не желал иметь никаких дел с этими фиглярами, краснобаями, прохвостами, выдающими себя за магов и мудрецов. Все они мелочь, шелуха, хвастуны, мужланы, решившие, будто все знают, хотя ни разу не слыхали и не видали потустороннего мира.
Юница же была иной. Никогда еще не встречал он столь способного человеческого существа, да к тому же женщину. Он еще ослабил хватку.
Мирелла видела, что Мор остыл.
– Так отпустите меня, – сказала она просто.
Мор глядел на нее. Когда она говорила, голос ее дрожал в его ладони. Тонкая шея Миреллы была вся меж его пальцев. Держать в руке столь нежную, трепетную плоть – было нечто волнующее в этом ощущении. Мор с сожалением отнял руку.
Освободившись, Мирелла опустилась на колени и принялась собирать осколки флейты. Отныне она знала: ничто не потеряно навсегда. Она завела песню на три счета, какую пропела ей мать. Осколки кости собрались и срослись во флейту, целую и невредимую. Мор восхищенно наблюдал.
Мирелла поднялась. Она встала лицом к Мору, смело, со флейтою в руках, готовая биться.
Мор улыбнулся. Он принимал вызов. Щелчок пальцев. Церковь огласил писк тысячи и одной крысы. Но сколько ни смотрела Мирелла на пол, не видела ни единой.
Первая тварь упала ей на голову, увлекая с собой лоскут платка и прядь волос. Мирелла подняла взор. Своды церкви заколыхались.
Грызуны кишели у ног каменных святых, кои украшали стены. Мирелла стояла прямо под платьем святого Аустрегизила. Крысиный поток обрушился на нее со статуи.
Не медля, Мирелла дохнула во флейту что было мочи. Чистый звук прокатился ударной волной. Крысы разлетелись вокруг нее, расшибаясь о стены с колоннами. И попадали дрябло, точно шерстяные кульки.
Мирелла обернулась к Мору, намереваясь пустить в лицо ему ту же ноту, какой отбросила она крыс. Куда там! Она увидела его довольную ухмылку, и сердце ее упало. Она поняла со всею ясностью: такой удар он отобьет без труда.
А силы ее были на исходе. Пляска смерти, починка флейты и та последняя нота истомили ее. Однако, Бог свидетель, стойкости Мирелле было не занимать. Она умела принудить себя, велеть умолкнуть боли в мышцах и легких, чтобы донести последнее ведро с водой. В сей же час по дрожи в членах, по огню в груди, по пелене, временами застилавшей взгляд, она понимала, что до такого предела еще не доводила прежде свое тело. Она боялась, что ежели вновь пойдет на лобовой удар, то может упасть и уже не подняться.
Нужно брать смекалкой, а не силой. Мирелла сочинила новый наигрыш, не столь могучий. Ноты взлетели, закружились, неудержимые. Мирелла сотворила прекрасные чары. Если не в силах она отбросить Мора, по крайней мере есть надежда затуманить ему ум.
Мор взирал на летящий к нему наигрыш. Черт возьми! А у плутовки еще есть кое-что в рукаве, ничего не скажешь. Но и он не так прост. Едва ноты подступили слишком близко, он укутался облаком синеватого пламени. Коснувшись его, звуки тонко зашипели и пропали. Мирелла поникла сердцем. Мор же забавлялся вовсю.
