Шрифт:
Закладка:
Тема необъятна, но мне кажется очень интересной, плодотворной и воодушевляющей. Так что я как исследователь, прежде всего, не христианства, а анархизма, со своей анархистской колокольни посмотрел на это и хотел поделиться некоторыми соображениями.
Наверное, на этом я свою краткую речь и завершу. Спасибо за внимание, можно переходить, соответственно, к вопросам. Сначала вопросы на уточнение, на понимание, а потом, если у кого-то будут какие-то высказывания, можно будет их сделать. Пожалуйста, приступайте.
Вопросы
Здравствуйте, я – опоздавший. У меня два вопроса: во-первых, мне интересно про отношение к насилию. Насколько понимаю, какая-то часть анархистов считает его неотъемлемой частью своего учения, а среди христианских анархистов не все выступали против него?
Нет, конечно, не все. Спасибо, очень хороший вопрос. Сейчас не буду говорить вообще об отношении всех анархистов к насилию. Вы совершенно правы: значительная часть из нас относится к насилию не то что с восторгом, но нормально, приемлет его. Есть абсолютные пацифисты и сторонники ненасилия. Но, если рассматривать именно христианских анархистов, о которых я говорил сегодня, за две тысячи лет всё было очень по-разному. Например, духоборы – принципиальные противники любого насилия. Толстовцы, понятное дело, тоже. Но, разумеется, были и такие течения, которые трактовали Христа воинственно. Тут, конечно, очень важна его знаменитая реплика: «я принёс не мир, но меч». То есть были течения, которые призывали бороться со злом мира с оружием в руках, а не непротивлятъся ему.
Приходят в голову некоторые течения эпохи Реформации. Я называл замечательную книжку Татьяны Павловой «Народная утопия в Англии». Было несколько радикальных христианских течений, которые считали возможным бороться за свои идеи с оружием в руках, хотя не все: диггеры, например, нет. Но были, скажем, радикальные табориты или Томас Мюнцер – их никак не назовёшь пацифистами. Под знаменем радикально христианского социализма проходили Крестьянская война в Германии и многие восстания, кроваво подавленные и утопленные в крови. Но и они тоже много крови пролили, надо заметить, в XVI веке. Так что нельзя сказать,
что все сторонники анархического христианства полностью отрицали насилие. Нет, повторяю, табориты или Мюнцер, или какие-то другие течения, возникшие в эпоху Реформации, в той же Великой английской революции. Они вполне совмещали свой социальный радикализм с приятием насильственных форм борьбы за Тысячелетнее Царство Христа.
А как они оправдывали насилие?
Вопрос в том, на что делался акцент в их трактовке христианства. Если на любви, на братстве, тогда, наверное, трудно оправдать насилие, только, может, в специфических формах. Но если именно акцент делался на хилиастической проповеди социального равенства, то дело обстояло иначе. Важно понять, когда я говорю про анархизм в христианстве, что сам анархизм в чистом виде существует 200 лет. А какие-то проекции и предтечи, предшественники были намного раньше.
Но, например, я показывал здоровую книжку Карла Каутского, разбирающего огромное количество течений в раннем христианстве, в Реформации, которые можно вполне назвать христианским коммунизмом, христианским социализмом, но не христианским анархизмом. И которые могли сочетать идеи, допустим, социального равенства с авторитарностью и апологией насилия. Там были очень разные и причудливые сочетания идей. Тот же Томас Мюнцер был несомненным христианским коммунистом, но вряд ли анархистом, если использовать современные понятия в отношении XVI в.
Или основатель современной социалистической мысли Томас Мор, безусловно, был с одной стороны, платоником, с другой стороны, христианским мыслителем и гуманистом. Как мы знаем, даже погиб, борясь как раз с Реформацией. Сложил голову, не приняв выбор Генриха VIII-го, но при этом он был, конечно, предтечей современного авторитарного социализма и коммунизма, но уж совсем не анархизма. Поэтому тут сложно провести все эти дифференциации. Я говорю больше о мотивах, каких-то устремлениях, но понятно, что проекции наших современных идейных, партийных делений, ярлычков, «измов» на 1000–2000 лет назад не всегда работают. В общем, думаю, мой ответ понятен: то есть можно было быть христианским социалистом и коммунистом, но при этом вовсе не пацифистом и не анархистом. Там было очень разное сочетание идей: у кого-то акцент на равенство, желание поскорее построить царство Божье на земле. С Томасом Мором вообще такая история: он же был ближайшим другом Эразма Роттердамского (он посвятил ему «Утопию», а тот ему – «Похвалу глупости»). Они критиковали какие-то недостатки католицизма, но когда началась Реформация, и они увидели, что надвигается новый фанатизм, новый раскол Европы, потоки крови и так далее, то они всё-таки решили, что нет – лучше остаться в лоне католической церкви, чем с этими молодыми фанатиками и изуверами. Но Мору не повезло, там совпало множество факторов, и он попал под Генриха VIII-го.
Ещё вопросы
Ещё один вопрос: про то, какую Библию читали? Там же есть разные переводы. И у меня возникла мысль, что отдельные её части отвергались в некоторых версиях христианства (например, послания апостола Павла).
Ну, поскольку я взял сегодня очень большой промежуток времени, было там всё очень по-разному. Были такие анархические христианские гностики, как упомянутый Карпократ или, отчасти, духоборы. Они, например, полностью отрицали Ветхий завет (как и вообще гностицизм в целом отрицал Ветхий Завет), а к Новому Завету относились по-разному. Тоже с разной степенью радикализма.
Опять же, в Реформации очень сильное было движение, особенно если мы говорим о России. Уже упомянутый Феодосий Косой и многие другие. Они, к слову, не только отрицали почитание икон и монашества со священством, но и идею троичности Бога, то есть исповедовали такой радикальный антитринитаризм. Скажем, духоборы: они вообще говорили, что не должно быть внешнего Писания, что Бог исключительно говорит из сердца человека, отрицали любые внешние священные тексты, хотя у них были свои проповедники, например, Веригин, их авторитетный учитель. Но при этом они считали, что человек должен исходить из своего собственного разума, души и сердца. То есть Бог – в душе человека, не должно быть внешнего фиксированного божественного Писания. Только внутреннее мистическое откровение.
Отношение к библейским текстам у разных течений разное. Я вначале говорил об очень многих людях XIX века, которые, может быть, внешне или отрицали христианство, или признавали его с оговорками, но явным образом продолжали этот христов импульс. В частности, я поговорил о русском народничестве семидесятых годов, которое, несомненно, несло