Говорят, в таких местах, как это, слышен стон народный, ну, это преувеличение, но место сие было нездоровым, тут добывали себе на еду тяжким трудом или воровством да разбоем. Тут можно было найти все, что невозможно было найти в лощеном столичном граде. Любой товар на любой вкус, кроме самого изысканного. Сюда шли за запретным. И чаще всего находили его: втех же трактирах. Человек, который, прихрамывая, топал в сторону сего заведения общепита, был невысокого роста, коренаст и одет бедно, хотя и не в рванье. Шапка-ушанка да видавший виды тулуп, да валенки– так одевались возчики, вот только этот человек никакого отношения к извозу не имел. Знали его тут, а как не знать– Гунявый, фигура в этих местах примелькавшаяся. Большие кулаки, сбитые в кровь, да несколько свежих синяков свидетельствовали о привычном отдыхе мастерового. Подраться он любил, тут уже все знали, что от него можно огрести неприятностей, а вот денег– нет. Сей мужичок шабашил где-то невдалеке от столицы, изредка приезжая сюда пожить недельку-другую да спустить небольшую заработанную деньгу. На вид ему было под пятьдесят, на круглом широком лице выделялись густые кудрявые седые бакенбарды, а сама физиономия казалась плохо выбритой. Он шел к харчевне, которую держал Федор Васильев, коя располагалась недалеко от железнодорожного вокзала и была довольно хорошо посещаемым заведением. При этом качество еды и цены были вполне божескими, и сие заведение посещала самая различная публика, вплоть до разорившихся дворян.

«Гунявый, опять подрался?»– неодобрительно встретил жильца вышибала Кузьма, он на себе испытал крепость кулаков постояльца, так что знал, что с ним связываться не стоит. Хромой постоялец увидел хозяина харчевни, Федора, крупного мужчину с избитым оспинами лицом, подошел к нему и буркнул: «Деньга закончилась. Съеду я. Совсем съеду». После этого поднялся по лесенке в каморку на втором этаже, служившей ему пристанищем эти несколько дней. Лестница безбожно скрипела, а вот петли двери в комнатку были хорошо смазаны. Гунявый сел на табурет, безвольно опустив руки, которые тряслись. Он слишком устал за эти сутки. Слишком устал и перенервничал. На столе был графинчик водки, наполовину опустошенный, да краюха черствого черного хлеба. Необходимая маскировка. Сейчас это было как нельзя кстати, постоялец набулькал себе половину стакана и выпил залпом, почти не почувствовав вкуса, только обжигающее действие горючего напитка. У Васильева водка для постояльцев всегда была крепкой и отменного качества. Особенно для этого постояльца. Кроме обычного дела: питейного, кормежки и содержания постояльцев, имел Федор Васильев грешок: приторговывал краденым. Впрочем, был достаточно осторожен и приобретал ценные вещи только у проверенных мазуриков. Но вот однажды он совершил серьезную ошибку: приютил беглого солдата Якова Григорьева, который назвался Иваном Ивановичем Соловьевым, чей паспорт ему удалось найти и подделать, а вот трактирщик дважды подтверждал личность Соловьева, что стало для него большими неприятностями. Вот только выручил его из неприятностей некий жандарм, который в ответ попросил оказать ему услугу. Они договорились на том, что Васильев будет продолжать аккуратно скупать краденые вещи, а у жандармского офицера появилась конспиративная каморка, имеющая ряд удобств для той же, будь она неладна, конспирации.

Сергей Николаевич Мезенцов начал неторопливо снимать парик, отклеивать надоевшие до чертиков бакенбарды. Чуть успокоился. Он не был сыном Николая Владимировича, шефа жандармов. Род Мезенцовых большой и влиятельный. Из минских Мезенцовых происходил Сергей Николаевич. Он получил отличное образование: Полоцкий кадетский корпус, Павловское военное училище. В 1871 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду (дополнительный набор). В это время молодого подающего надежды военного заметили. Двадцатичетырехлетний штабс-капитан привлек внимание только что произведенного в генерал-адъютанты дальнего родственника не только своим живым умом и способностями к аналитической работе, но и своей фамилией. Ему показалось забавным сделать своим конфидентом своего же «родича». Выполняя тайные поручения Николая Владимировича, Сергей все больше вовлекался в сферу тайной войны, опасную и требующую особенной осторожности. Однажды флигель-адъютант государя, генерал-майор Мезенцов пригласил к себе своего доверенного офицера.

–У меня к вам предложение, Сергей Николаевич (наедине они общались по имени-отчеству, без титулов). Скажу так, приняв его, вы не слишком подниметесь в чинах и не станете широко известным публике и в свете. Ваша карьера не будет столь блестящей, как могла бы. Но вы сделаете то, что крайне необходимо для империи. Это поручение опасно. Смертельно опасно. Подумайте хорошо. Ни званий, ни наград оно вам не принесет. Вы будете иметь серьезные полномочия, но и знать о них будет очень небольшой круг лиц. О сути я смогу сказать вам, когда вы примете предложение. Нет– и эта встреча у нас будет последней.

Он раздумывал минуты три, не более того, хотя и были сии мгновения самыми длительными в его жизни. Именно тогда он узнал о том, что Мезенцов ведет расследование убийства цесаревича Николая Александровича. Сие следствие шло медленно, потому что велось частным порядком: кфлигель-адъютанту обратился министр внутренних дел, оказывающий помощь, но средств на расследование было не так уж и много. Только в 1870 году удалось нащупать одну ниточку. И вот тогда Николай Владимирович получил в свои руки необходимые деньги. Но к тому времени он был нагружен множеством поручений государя, находился уже «в фокусе внимания» многих сил, и ему понадобился человек, который сможет разгрести эти Авгиевы конюшни.

В 1878 году государь получил секретный доклад уже шефа жандармов Мезенцова о смерти своего сына и роли в этом Британской короны, причем в докладе делался акцент на том, что это всего лишь один эпизод тайной войны против Российского государства и ее монархов. Но после убийства шефа жандармов в августе Сергей Николаевич вынужден был «залечь на дно», надеясь, что его имя не стало известным никому в связи с этим докладом. Уж очень оперативно «разобрались» сего тайным руководителем. Но 27 сентября этого же года подполковник Мезенцов был приглашен в столицу на встречу с выпускниками Николаевской академии семьдесят первого года. Но перед этой дружеской попойкой он очутился на конспиративной квартире самого государя Александра Николаевича, где состоялась их рандеву. Государь потребовал от него продолжение расследования смерти сына и заговора против него и империи, кроме того, поинтересовался мнением об убийстве шефа жандармов. Услышав уверение, что эта смерть связана с предоставленным государю докладом, император повелел расследовать и ее, снабдив Мезенцова необходимыми средствами, способом связи и дав ему временный отпуск по состоянию здоровья на три года от военной службы. Но за эти три года необходим был результат. И вот вчера утром состоялась его вторая встреча с государем, но уже на другой конспиративной квартире.

Нервы его стали ни к черту. Да! Результат был. Государь получил доклад, который сразу же стал изучать. Потом поднял взгляд и спросил:

–Кто еще знает?

–Доклад составлен в единственном экземпляре. Кроме нас– никто не знает.

Первая фраза была ложью. Вторая– правдой. Он до сих пор не смог понять, что заставило его надежно спрятать копию доклада и солгать государю. Это был какой-то знак свыше. Или интуиция, которая спасала его эти долгие годы тайного расследования. Слежку он почувствовал, как только вышел из конспиративной квартиры. Хорошо, что его «вели» только двое: кого-то очень интересовало, с кем и для чего встречался государь. Вот только фиг вам! Он напал первым, как только нырнул в подходящий переулок, ударом в висок выбил из жизни первого шедшего– долговязого типа, похожего на неудавшегося студента, а вот со вторым человеком, имевшим криминальную наружность и стилет в руке, справится было непросто: это и был наемный убийца. Услугами таких типов иногда пользовались террористы. Но тут в сознании офицера как колоколом ударило: сие оружие напоминало о покушении на шефа жандармов! Да и хват клинка был весьма специфический. Хотелось бы взять этого типа живым, да только своя жизнь была дороже! Оказалось, что ножичек против кистенька, спрятанного в рукаве, не играет, особенно, если кистенем орудует мастер. Второй удар в висок за сегодня поставил точку в жизненном пути еще одного мерзкого типа. Быстрый обыск ничего не дал– документов при них не было. Несколько часов Мезенцов петлял по Санкт-Петербургу, переночевал на конспиративной квартире, но там опять заметил слежку. На сей раз это была уже команда ликвидаторов. Четыре человека. Вот только не знали они о люке на чердак и возможности перейти в соседний подъезд, из которого через подвал был выход в дом напротив. Когда из подвала этого дома вылез хромой мастеровой, на него мало кто обратил внимание.