— Да чтоб тебя… Не говори, что у тебя трещина или не дай бог перелом! — бурчал Хриплый, обвязывая Рому ногу. — Не хватало мне одному вас тащить…

— Да нет… — сопел я, пытаясь приподняться, — это так, мелочи…

— Мне тоже так казалось, когда я синяк увидел. А теперь вона шо, встать не можешь. Если так подумать, то тебя мишка нехило так извалял, раз ты три часа провалялся.

— Сколько?!

— Три. — Артем завязал узелок на ноге Вити. — Но чудо, что ты вообще пережил битву с этим черномазым уродцем.

— А Витя как?

— Ну, оклемается. Ему прокусил ногу огромный, мать твою, медведь и по хорошему он вообще инвалидом должен был остаться. Ан-нет, кости, конечно сломались, аж торчали, кровищи было море, но ведь не зря я пару лет полевым врачом после Чечни горбатился. Выкрутится.

— Ты вообще много где горбатился, как осмотрю. — я почти что встал, как вдруг по костям словно катком проехались.

— Лежи уже, больной. — он отшагнул от Рома. — Этот тоже сперва отлично себя чувствовал, если так можно сказать, а потом в момент — бац! И спит.

— Крови много потерял, вот и всё.

— И то верно, — сказал Артем, наклоняясь к холодильнику. Он схватился за ручку, с усилием дернул и через пару минут в руках держал небольшую бутылочку. Открутил пробку, жадно отхлебнул.

— Что так смотришь? — насупился он, утирая седеющую бородёнку. — Такое пережили! Это надо отметить.

Я не ответил. Все равно сделать ничего не мог.

Пошарахавшись по кузову, Тёма, наконец, пригвоздил свою пятую точку к верстаку с инструментами. Мы несколько минут молчали, в большей степени потому, что Артем не отлипал от бутылки и только когда стало меньше половины, он успокоился, расслабившись на верстаке.

Артём поймал на себе мой недовольный взгляд и тут же нырнул за продолжением. Скоро подобная бутылка оказалась у меня. Слетела крышка, а из бутылки потянуло скисшей капустой.

— Это не водка, — пояснил Артем, видя как я морщусь. — Даже не пиво, не вино и уж тем более не настойка. Лечебные травы, тебе полезно.

— Значит сам пиво жрешь, а мне это дерьмо? — я демонстративно потряс бутылкой, держа ее за горлышко. Внутри игриво плескалась жидкость.

— Всё так.

Вот же засранец. Но делать нечего. Я отхлебнул, поморщился и убрал это нечто подальше. Оно было еще более отвратным на вкус, чем на запах. Ощущение, что попил из тинистого болота. Мерзость.

— Все равно выхлебаешь, — потирая свою бородку лыбился Артем.

— Хрена тебе лысого. И все же…

Память вдруг ударило недавними событиями. На секунду возникла морда чудовища, что чуть нас не перегрызло.

— Это ведь был, — пробормотал я, — не обычный медведь…

— Именно, — ответил Артем, поджигая сигарету, — Какая-то тварь-переросток. Обычных мы бы раз плюнуть ложили, а здесь едва коней не двинули. Даже он, — Тёма кинул взгляд на храпящего Витю, — прирожденный охотник.

— Верно… — буркнул я, ощупывая свежие шрамы на щеке.

— Н-да, — цокнул Тема, — Мало твоего страшильного ожога на левой щеке, теперь еще и правая в шрамах.

Я не ответил.

— Не мог же нас помотать так какой-то мишка… Неужели это…

— Пережрал просто, — хохотнул Артем, подкидывая в руке крепко сваренный железный молоток с прорезиненной ручкой. — Ну или так, чудной какой-то, шутка природы. Бес, мать его.

— Зимой вымахать больше чем крупнейшие в своем роде? Это ведь шатун, Тёма, шатун.

— Потому и злой, — заключил мой собеседник, вертя инструмент в руке. — С другой стороны, нужно быть осторожней. Мало ли какое чудо еще выскочит? Нападение еще одного такого переростка наша Шишига не выдержит. Эта скотина ее сильно помяла, да и нас не пощадила.

— И не прибили мы его…

Артем хмыкнул, щелкнув пальцами на руках.

Я оглянулся на Витю. Тот лежал в позе мертвеца и то хмурил, то расслаблял брови. Явно что-то снилось.

— Как ты нас вытащил?

— О-о-о-о, пришлось повозиться! Первым делом затащил Витька, кстати, не без проблем, — Артём как бы невзначай окинул взглядом живот раненого. — Толстый, зараза. Ну, а потом и тебя, Мир. Ты, знаешь ли, ни граммом ни легче.

Я усмехнулся.

— Собс-но, потом смекнул, что косолапый скоро одыбается и вернется мстить. Так что ехал, пока не оставили это паршивое местечко далеко позади. Благо, наш якутский охотник, сумел себя забинтовать, стянул артерию как следует, присобачил небольшую ветку к ноге и благополучно вырубился. Колесил почти что час, потом решил вас подлатать и ждать, пока очнетесь.

— А что так?

— А сам глянь.

Я с трудом поднялся, унимая дрожь в ногах и смуту в голове и, еле дошаркав до перегородки, взглянул в окно.

Была ночь, луна еле пробивалась через снежную завесу, но фары ГАЗа отчетливо выбивали в тени силуэт таблички. На ней надпись: «Новосибирск».

Глава XIV

Стычка

1

Солнце почти уползло за горизонт, но ещё ярко отсвечивало последними лучами света крыши ветхих, порушенных домиков, оставленных своими жителями давным-давно. Темные тучи затянули небосвод, ожидая восхода бледной и холодной луны.

Потрескавшаяся, иссеченная трещинами дорога, что змеилась по всей деревне, лишь изредка отклоняясь в маршруте, шла до самого ее конца. Не щебетали птицы, ветер не покачивал могучие кроны деревьев, не стучал по стволам дятел — всё было тихо и мертво. Бурьян пустился по каждому домику, пророс и там и здесь, заполонил собой огромные щели между сгнившими досками и стал единственным гостем этого богом забытого места. Во дворах виднелся покинутый транспорт: трактора, плуги, разбитые Жигули, Лады и Волги, брошенные здесь. У заборов мелькали, разбросанные повсюду детские игрушки: машинка, лишенная колеса и по самую морду утопленная в песке, кукла без головы, брошенная у дверей забытого дома, россыпь сломанных зелёных солдатиков, тщетно ползущих к вырытому в песку окопе.

В окнах кривых домиков было черным черно. Лишь прищурившись, можно было заметить разбросанные в спешке житейские вещи, разбитую мебель и, белеющие во тьме человеческие черепа. Кривые стволы сухих, серых тополей и берез обрамляли печальную картину, отражающую людское горе, навсегда запечатанное в мёрзлой земле.

Легонько подул ветер и пошатнул косую качелю на детской площадке. Раздался жуткий скрип, похожий на вой раненого животного. Громко каркнул ворон, сидевший на ветке сгорбленной березы, затем встрепенулся и чёрной стрелой метнулся в свинцовое небо. Ветер не тронул уваленную на бок, проржавевшую карусель, такой же турник и небольшую лесенку, лишённую половины ступеней. Он, утягивая за собой всякий намек на жизнь, неспешно побрёл дальше.

Было пусто и тихо.

Егерь