Из книги «Вода Алагёза»

Кусочек Луны

Айвелю́к ворвалась в дом, как будто за ней гналась стая волков. Мать вздрогнула, а бабушка отложила своё вышивание и покачала головой. Гляди-ка, внучка как мальчишка: волосы растрёпаны, руки в чернилах.

— А я-то выбирала для тебя такое нежное имя, пока ты ещё не родилась, — промолвила бабушка. — Айвелюк — Кусочек Луны. Ты должна быть кроткая, тихая…

Айвелюк прервала её:

— Завтра утром в пекарне испекут первый хлеб. Ты можешь не вставать рано утром, можешь не замешивать тесто для лепёшек. Я принесу тебе их из пекарни. К нам приехали два пекаря, и машина из склада привезла в новенький беленький домик много муки.

Бабушка нахмурилась. Уже целый месяц в селе люди обсуждают новость: правление колхоза решило открыть свою пекарню.

Так прямо и сказал председатель:

— Печь хлеб в наших древних круглых печурках на углях долго и утомительно. Чуть свет встают колхозницы. Освободим их от этого.

Мать Айвелюк, вернувшись домой с собрания, рассказала об этом бабушке Басан. И бабушка очень рассердилась.

— Лепёшки будут жёсткие и пресные! — ворчливо говорила она. — Я не возьму их в рот. Лучше умру с голоду, чем буду есть хлеб, выпеченный чужими руками.

— Я буду печь отдельно лепёшки для вас, мама, — покорно сказала Ташмаку́л.

Зачем перечить старухе? Пусть никакое волнение не омрачит её старость.

Бабушка Басан надеялась, что разговоры останутся разговорами и пекарню так и не построят. Но теперь внучка говорит, что уже приехали пекари из города.

— Я пойду принесу воды, матушка, — внезапно сказала Ташмакул и вышла из дому.

Айвелюк, раскладывавшая тетрадки на столе, чтобы сесть за уроки, взглянула в сторону закрывшейся двери. Она-то понимала, почему так торопливо ушла мать.

Бабушка Басан, перехватив взгляд внучки, нахмурилась. Она тоже догадалась, куда это заторопилась невестка. Недаром она накинула на плечи новый яркий платок.

— Сегодня мужчины не дождутся к ужину зелёного чая! — сердито сказала бабушка Басан. — Эти негодницы будут долго стоять у колодца!

Айвелюк, сдерживая смех, чтобы ещё больше не огорчать бабушку, склонилась над своими тетрадями. Она углубилась в заданный урок и забыла об истории с хлебом, как вдруг услышала скрип двери. Комната опустела. Так и есть — и бабушка, не вытерпев, тоже ушла к колодцу.

В этот вечерний час там собралось много женщин.

Старые кувшины и новенькие эмалированные вёдра, купленные в сельском магазине, были уже давно наполнены свежей, прохладной водой, но никто не хотел уходить. Бабушка Басан ещё издали услышала, как одна из старых её подруг, Акнаба́т, чей строптивый характер был известен в селе, повторила её собственные слова, сказанные недавно Ташмакул:

— Лепёшки будут жёсткие и пресные…

Басан удовлетворённо кивнула головой, но вдруг вокруг раздалось:

— Я видела муку — она белая и мягкая.

— Из такой муки не может получиться плохой хлеб!

— Как чисто в пекарне! Всюду висят белые занавески.

— А ведь наши лепёшки мы печём во дворе, там летают мухи и ветер сыплет в муку пыль…

К колодцу быстрыми шагами приближалась самая известная женщина в туркменском селении — председатель сельского Совета Айсалта́н.

Она засмеялась и предложила:

— А вы приходите завтра в пекарню и попробуйте хлеб. Если он плохой, никто вас не заставит его покупать.

Всю ночь старая Басан не спала. Она лежала на своих мягких шёлковых одеялах, которые получила в приданое, когда была ещё сама невестой. Но сегодня они казались ей жёсткими и неудобными. В соседней комнате слышался приглушённый разговор. У стены сладко посапывала во сне Айвелюк.

Ветер приносил из сада аромат роз. Розовые кусты когда-то посадила ещё мать Басан, и сейчас они стали огромными, закрывая собой стену домика. Всё привыкла делать Басан своими руками, как полагается туркменской женщине. Всю жизнь она закрывала лицо — так велел обычай. Иногда ей очень хотелось сбросить опостылевший кусок шёлковой тряпки и подставить лицо навстречу солнцу и ветру. Но это считалось позором. Сейчас Ташмакул — колхозный бригадир, не закрывает лица, а уж Айвелюк и вовсе не похожа на тихих, спокойных девочек, которые жили в воображении Басан. Правда, она очень вежлива и почтительна с бабушкой и уважает её старость. Но у этой девочки своя жизнь, которую не понять Басан.

Только под утро бабушка забылась коротким сном, а когда проснулась, в доме никого не было. Ушли на работу сын и невестка — поле не ждёт, и летом выходных не бывает. Куда-то убежала Айвелюк, хотя сегодня было воскресенье и она могла бы поспать подольше, раз в школу не надо. Старая Басан твёрдо решила не идти за хлебом. Зачем ей? Она сейчас сама поставит тесто и испечёт лепёшки. Но любопытство пересилило. Она взяла палку и медленно зашагала туда, к пригорку, где стоял нарядный беленький домик, окружённый новым частоколом. Навстречу Басан шли женщины. Они несли лепёшки и большие поджаристые круглые хлебы.

— Скорее, матушка! — сказала соседка Басан. — Почти весь хлеб уже раскупили. Замечательный хлеб! Впрочем, там есть кто-то, кто по знакомству отпустит вам его, если вы даже опоздаете…

Она засмеялась и прошла мимо удивлённой бабушки Басан.

Как она хвалит хлеб! Хлеб, испечённый руками неизвестных мужчин! А ведь именно её мать пекла самые вкусные лепёшки в селе. И когда у кого-нибудь бывала свадьба или другое семейное торжество, этой женщине низко кланялись, чтобы она помогла молодым стряпухам приготовить тесто.

Бабушка Басан ускорила шаги. Нет, она сама попробует этот хлеб и скажет всем, чего он стоит! Она толкнула дверь в пекарню и остановилась в изумлении. За прилавком стояли несколько девочек в белых передниках. Они снимали с полок круглые лепёшки и белые хлебы и подавали их покупателям. У маленькой кассы работали двое школьников из старших классов: они брали деньги и давали сдачу. А там, в глубине домика, жарко пылали две печи, и двое мужчин, в белых колпаках, укладывали лепёшки на железные листы и вставляли их в печь.

Одна из девочек, снимавшая с полки хлеб, повернулась, и бабушка Басан узнала внучку.

— Я так и знала, что ты придёшь! — воскликнула та радостно. — Ты ведь ворчишь только для порядка. Ты моя самая любимая, бабуся!

Басан шагнула навстречу внучке. И та быстро вложила ей в руки большой хлеб и две лепёшки.

— Но я не взяла