его действия. Каким образом он это делает? Откуда такая осведомленность? Враг в штабе? Но кто?.. Трудно в это поверить! Паниковать нельзя… Нельзя паниковать! Нужно хорошенько подумать одному, не здесь, прежде чем кого-то подозревать в измене».

— Спасибо, Кеннет, за информацию, — выдавил Айк холодно, отчужденно, вернувшись к разговору. — Готовьтесь к моему приезду.

Когда Эйзенхауэр появился в совещательной комнате, все генералы вскочили, настолько вид Айка их поразил. Глаза красные, выпученные. Волосы взъерошенные. Движения резкие, стремительные. Как будто главнокомандующий готов был изрубить их шашкой.

— Господа! — рыкнул генерал армии, хлопнув тяжелой ладонью по карте фронта. — Мы на пороге больших испытаний! Мы недооценили Гитлера. Боюсь, нам придется менять взгляды на сложившуюся ситуацию в Арденнах, искать новые возможности удержания фронта. Мне только что доложил генерал Стронг последние разведданные. Обстановка в Арденнах резко ухудшилась. Бастонь в руках немцев. Командующий 1-й армией генерал Ходжес захвачен в плен…

— Что? Этого не может быть! — взорвался Брэдли. Словно ястреб, подлетел к Айку. Взгляд испепеляющий. — Откуда эти сукины дети набрали столько дивизий?..

ГЛАВА 7 13–14 декабря 1944 года. Нешато. Бельгия. Штрафбат капитана Новосельцева. Подготовка операции «Русские Фермопилы»

Снег тихо, почти не кружась, опускался мокрыми тяжелыми хлопьями на Валлонию. Снега было так много, он был такой обильный и густой, что за час засыпал и маленький неприметный бельгийский городок Нешато, и одноименное небольшое озеро, зажатое каменистыми крутыми берегами, расположенное вблизи, и старый Валлонский лес, примыкавший с севера и юга на расстоянии шаговой доступности.

Темно-графитовая ледяная гладь превратилась в рыхлое идеально белоснежное полотно. Незапамятный еловый лес прогнулся под тяжестью снега, ссутулился, стал похож на множество седых старичков, которые не помнят дня, когда на свет появились, когда жизнь их пригнула к земле.

Жители Нешато, проснувшись рано утром, удивились необыкновенному преображению маленького городка. Он стал походить на крохотный городок Снежной королевы. Вместе с тем, радуясь снежной зиме, горожане в утреннем тумане не приметили, как посыпались куполообразные снежинки над труднопроходимой чащей за серебристым озером. Они не услышали, как в сотне километров с немецкой стороны ударили тысячи орудий крупного калибра, оповестив о начале последней наступательной операции вермахта…

Капитан Новосельцев приземлился удачно на краю небольшой поляны. Быстро избавился от парашюта. Прислушался. Радостно проскользнула мысль: «Хорошо, что ель не зацепил, могли быть проблемы».

Где-то суматошно кричала сойка. Кто-то подавал сигнал:

— Крэ-крэ. Крэ-крэ.

Притаившись за елью, комбат ответил. Сигнал повторился. Тело напряглось, автомат наготове. Опять крикнула сойка:

— Крэ-крэ, — но ближе.

«Свои, — радостно забилось сердце. — Все идет по плану».

Почти бесшумно сдвинулась заснеженная еловая ветка, и перед комбатом, словно призрак, выросла могучая фигура Николая Симакова. Из-под зимнего маскхалата сержанта просматривался край американской десантной куртки.

— Товарищ капитан, это вы? — обрадовался встрече начальник разведки. — Нас здесь до взвода собралось. Остальные подтягиваются. Искали вас. Вы последний прыгали, когда оружие сбросили. Что делать? Приказывайте, — плечистый рослый пограничник говорил возбужденно, но тихо. Серо-зеленые глаза озорно сияли.

— Углубиться в лес. Всем собираться по ротам. Разбить лагерь, — приказал комбат. — Батальонного комиссара Ногайца не видели?

— Нет, товарищ капитан. Не видели.

— Разыщите. Радиста ко мне. Выполняйте.

— Есть.

Для лагеря подобрали поляну в лесной глуши. Площадка небольшая, но скрытая вековыми елями, лесным молодняком, непролазными кустарниками малины. С северо-восточной, городской стороны лагерь защищало незамерзшее труднопроходимое болото. Без шума к лагерю не подберешься.

Обустраивались быстро: натягивались палатки, выставлялась охрана, проверялись оружие и боеприпасы. Младшие и старшие офицеры, чудом вызволенные из Бухенвальда, слаженно, не чураясь солдатской работы, выполняли установленные и оговоренные накануне обязанности.

Американская форма десантников 101-й воздушно-десантной дивизии с белоголовым орланом на шевроне не смущала русских офицеров, но особо не радовала. Форма показалась практичной, но холодной. В наших ватниках зимой воевать проще и теплее.

— Давай, давай, не ленись, — подгонял бойцов старшина Кравчук в форме сержанта американских ВДВ, поглаживая густые, с редкой сединой усы. — Перекуры по команде. Курить в кулак, в ползатяжки. Костров не жечь. Завтрак сухим пайком через час, — бесхитростные команды Кравчука слышались в разных уголках лагеря.

— Товарищ старшина, а естественные надобности где справлять?

— Естественные, говоришь? — Кравчук взглянул недовольно на молодого десантника, годившегося в сыновья. — Ты, Смехов, и еще… — тяжелая крестьянская пятерня крутанулась в воздухе и замерла указательным пальцем в направлении куривших бойцов, закончивших устанавливать штабную палатку. — Вы трое! Идете в помощь минометчикам искать их ящики. Там гальюн себе найдете и курилку, — в чапаевских усах затаилась ехидная усмешка. — Все, не стоять. Вперед!

Штабную палатку установили на пригорке под огромной разлапистой елью. Из ящиков от боеприпасов соорудили стол, табуретки. На столе керосиновый фонарь. В углу — место для радиста. У входа выставлены два автоматчика…

— Вот и штаб готов, — потер руки удовлетворенно Новосельцев, зайдя в палатку. За ним, ссутулившись, показался долговязый начальник штаба майор Коноплев. Лицо синее. Взгляд колкий, настороженный.

— Присаживайтесь, Сергей Никитич. Потолок прорвете головой, — пошутил добродушно комбат. — Сейчас кофе налью. Гляжу, вы совсем продрогли.

— Кофе?.. — брови майора сошлись на переносице. — Предпочел бы сто граммов наркомовских. А кофе?.. Кофе — это для бальзаковских дамочек и недобитых троцкистов.

Николая не смутила реплика Коноплева. Он спокойно достал термос из сумки и разлил кофе в металлические стаканчики из набора. Нежный кофейный аромат распространился по палатке.

— Это немец, подполковник Ольбрихт настоял. Вручил перед отлетом. Берите.

— Спасибо, — буркнул худощавый начштаба. Ему было холодно в американской форме. Подобранная не по росту, она подчеркивала худобу и нескладность фигуры, плохо согревала. Но собственный вид и состояние мало беспокоили Коноплева. В голове крутился вопрос важнее. Присев на ящик, выставив худые колени, он сделал глоток кофе. Пальцы мелко подрагивали. Увидев, что комбат смотрит на руки, выпил залпом остаток, раздраженно произнес:

— На открытом руднике обморозился. Пальцы и лицо постоянно мерзнут.

— Понимаю, — согласился Николай. — Еще кофе?

Коноплев пропустил вопрос. Нервничая, взглянул на часы, заметил с горечью:

— Фрицы пошли в наступление… Понимаешь, фрицы пошли в наступление… И мы им в помощь… Тьфу! — сплюнул с досадой. — Правильно ли мы поступаем, командир? Может, послать их?

— Что? — Новосельцев дернулся, вскочил с ящика. Взгляд осуждающий, жесткий. Навис над майором, готов схватить за грудки. Угрожающе прохрипел: — Опять за свое, Никитич? В Бухенвальд захотелось? К оберфюреру СС Герману Пистеру? Там было лучше?.. А может, на Соловки потянуло?.. Поздно уже думать, Сергей, об этом. Мне дали понять, что отряд и его задачи утверждены Москвой. Это временная смычка с врагом. И больше демагогии не разводи. Ясно?

— Ясно то ясно, — не соглашался Коноплев. — Значит, ударим по американскому империализму со всей пролетарской ненавистью. Так получается?