– Да-да, его убили из арбалета, но ведь он вас тоже ранил?

– Я лечу эту рану, – гордо сообщила Агнес. – Господин до сих пор ею мается, если долго в седле сидит, так ногу крутить начинает.

Третий Форшнейдер принца Карла хотел задать еще вопрос, но тут красавица Брунхильда, которая была весела от вина, простодушно рыгнула, так что все заметили, и сказала:

– Господин мой, мне надобно по нужде.

Волоков встал, за ним поднялся и фон Пиллен. Кавалер и красавица покинули шатер, он проводил красавицу туда, куда ей надо, и там сказал:

– Мальчишка не пускает меня в город, можешь его окрутить?

– Так я уже, – красавица улыбнулась вальяжно и уверенно, она, сделав дела, поправляла одежду, – будет плясать у меня, как песик за подачку.

– Прям-таки уже? – усомнился кавалер.

– Ой, да не волнуйтесь вы, господин мой, у него косоглазие скоро случится, так на меня пялится. – Она поправила грудь. – Говорила ведь вам, дайте денег на кружево, с кружевом его бы вообще расперло уже.

Тут она была права. Следовало дать денег ей на туалеты.

Хотя и без них чувствовалось в этой девушке что-то такое, от чего у многих мужчин случалось помешательство.

– Ты ему голову-то кружи, но пока я в город не въеду, не давай.

– Как скажете, мой господин, – сказала красавица и, веселая от вина, добавила, – а сегодня могу и вам дать.

– Не откажусь. – Он хлопнул ее по заду, привлек к себе, поцеловал за ухо, в шею. – Соскучился.

Было глубоко за полночь, когда фон Пиллен, выйдя с Волковым на воздух, спросил:

– Неужели вы собирались взять своих дам в город? Туда? – он кивнул в темноту.

– Нет, конечно, я велел им дома сидеть, меня ждать, а они возницу наняли и приехали за мной, вот теперь думаю, как с ними быть.

– Пусть остаются у меня, – предложил юный рыцарь, – в моем шатре. Я найду себе место.

«Значит, ты уже не против того, что я пойду в город», – про себя отметил Волков. И сказал:

– Нет, они будут причинять вам неудобства.

– Никаких неудобств, я уже не первый год как при дворе, два лета воевал и зиму провел в осаде. Мне не впервой.

– Вам и мне жить в палатке не впервой, а они ж женщины. Сами понимаете.

– Велю построить им уборную.

– Им мыться нужно, и прислуга требуется.

– Велю построить купальню и ванную привезти. И служанку найму, – обещал на все согласный Третий Форшнейдер принца Карла, курфюрста Ребенрее. – И печку велю поставить в моем шатре.

«Ишь как тебя Хильда-то присушила, еще немного – и дом ей построишь», – опять отметил про себя кавалер. И спросил:

– Так, значит, вы меня пропустите в город?

– Нет, – твердо повторил молодой рыцарь, – ослушаться приказа сеньора я не могу, – он чуть помолчал и прибавил многозначительно и уже тише, – но случиться может всякое.

Спрашивать, что может случиться, Волков не стал, решил подождать. Агнес и Брунхильда расположились на кровати Георга фон Пиллена, в его шатре, а кавалер, не снимая сапог, завалился в телегу, но заснуть он не успел. Пришел караульный и доложил:

– К вам солдат из местных.

– Зови.

В темноте пришедшего Волков едва различал, но слышал хорошо:

– Господин, на заре, как только закраснеет, будьте готовы, стойте в тумане, ближе к леску, что у самой реки, я сержант Рибе, я караул с южной заставы снимать поутру приду, как сниму, так вы увидите. К реке идите заранее и по реке, по туману, так и пройдете в город.

– Спасибо, брат-солдат, – поблагодарил Волков, затем не пожалел, достал из кошеля тяжелую имперскую марку, вложил в крепкую солдатскую руку.

– Брат-солдат? – переспросил сержант Рибе. – Вы ж вроде как из благородных?

– Стал, а был солдатом, как и ты.

– Бывает же такое!

– Бывает, как видишь.

– Что ж, за деньгу спасибо, да только теперь я ее у вас не возьму, негоже у брата-солдата брать. Да и неправильно деньгу брать с тех, кто на смерть идет.

– Бери-бери, коли сгину, она мне не пригодится. Мародеры с тела поднимут, лучше тебе отдам. Ты, главное, меня в город проведи.

– Что ж, раз так, проведу, хотя зря вы туда идете, за полгода не вышел оттуда никто. Вы по туману сейчас к реке ступайте и стойте у леска. Вас там никто не приметит, даже когда закраснеет на востоке. А как солнышко покажется, я по первой росе караул в лагерь поведу, вот тут вы уже не ждите, идите, да хранит вас Бог там.

Сержант ушел.

– Роха, Пруфф, собирайте людей, запрягайте лошадей. Ёган, коня седлай, идем сейчас.

– Куда мы в такую темень пойдем, и люди еще спят, – заворчал капитан.

– Людишки устали, – поддержал его Роха.

– Либо идем сейчас, либо поплывем на барже, – предложил Волков.

Никто более с ним спорить не стал, пошли будить людей.

Глава 10

Когда слабые от болезни люди пытались выйти из города, южные ворота были закрыты, и сил открыть их не оставалось. Засовы и решетки уж очень тяжелы. Те, что были совсем слабы от болезни, садились тут же возле ворот и умирали. Но кто-то приоткрыл ворота после их смерти, а они так и остались сидеть и лежать, разлагаясь, растекаясь черными, смрадными потеками у входа в город. Тут пировали крысы, вороны, мерзкие жирные чайки, то ли речные, то ли от далекого моря, прилетевшие на пир. И было очень много самых разных насекомых: и мухи всех мастей, и тараканы, и клопы, и особенно отвратными казались черные жирные жуки. Этих на трупах кишело больше всего.

Волков надеялся, что справится с ситуацией так, как планировал.

– Капитан, пусть четыре человека возьмут крюки и растащат мертвяков с дороги, иначе телеги не проедут, – велел он.

– Будет сделано, кавалер, – отвечал капитан Пруфф.

– Пусть рукавицы наденут обязательно и не мажутся в трупную жижу.

Пара солдат налегла на ворота, чтобы открыть их до конца. Четверо под надзором сержанта Вшивого Карла стали растаскивать с дороги останки. Остальные напряженно ждали. Чтобы как-то ободрить людей, кавалер обратился к ним с речью:

– Слушайте меня все, ничего страшного в мертвецах нет, я их видел тысячи и тысячи, главное – не касаться зачумленных, это мне один умный врач сказал, а коли кто прикоснется, так того будем мыть уксусом. В этом городе нам делать нечего. Найдем храм, заберем мощи и, с помощью Божьей, сегодня же выйдем из него. Запрещаю под страхом смерти входить