То есть они изначально были не просто политически безосновательными, бесперспективными, но и в значительной степени авантюристскими, несли в себе отрицательный заряд. А потому и крах их в столкновении с общественной практикой был неминуем.

Кроме отмеченного, думается, чрезвычайно важно попробовать гипотетически представить наиболее вероятную логику принятия ответственного решения руководителями соседнего государственного образования – Российской Федерации. Ситуация, конечно, была сверхсложной. Спасению революции, советской власти, на первый взгляд, безусловно, способствовало бы приобщение мощного экономического, да и человеческого потенциала Донецкой и Криворожской областей. То есть, казалось бы, стремление инициаторов создания ДКСР, «идущее снизу», выгодно, выигрышно.

Однако ответственным государственным деятелям надлежало принять во внимание и должным образом оценить возможные последствия такого шага в комплексе с вероятным действием других факторов.

Вряд ли можно было дать удовлетворительное объяснение, не явится ли подобное решение отказом от коренного положения Декларации прав народов России о самоопределении. Ведь І Всеукраинский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов решил вопрос о территориальных границах советской Украины, а Совнарком России признал в числе других правомерность этого решения.

Брестский договор делегация Центральной Рады подписывала, когда границы УНР, согласно ІІІ и ІV Универсалам, включали в себя и территории Донецкого и Криворожского регионов. В. И. Ленин и И. В. Сталин назвали этот феномен «географией Винниченко», хорошо зная, кто был создателем основополагающих документов Украинской Народной Республики, передавшей свое официальное название и советской, социалистической государственности. 14 марта 1918 г. председатель СНК РСФСР подписал письмо, написанное рукой наркома по делам национальностей, видимо, полностью разделяя его содержание (в этот период В. И. Ленин в вопросах национальной политики, в украинском вопросе в том числе, абсолютно доверял авторитету И. В. Сталина). Письмо было адресовано Г. К. Орджоникидзе – чрезвычайному комиссару района Украины. «Что касается Донецкой республики, – говорилось в документе-наставлении, – передайте товарищам Васильченко, Жакову и другим, что, как бы они ни ухитрялись выделить из Украины свою область, она, судя по географии Винниченко, все равно будет включена в Украину и немцы будут ее завоевывать. Ввиду этого совершенно нелепо со стороны Донецкой республики отказываться от единого с остальной Украиной фронта обороны. Межлаук был в Питере, и он согласился признать Донецкий бассейн автономной частью Украины; Артем также согласен с этим, поэтому упорство нескольких товарищей из Донецкого бассейна походит на ничем не объяснимый и вредный каприз, совершенно недопустимый в нашей партийной среде»[237].

Хорошо понимая, что формальное («на бумаге») отграничение Донецко-Криворожской Республики Германия и Австро-Венгрия, рвущиеся к украинским богатствам путем полной оккупации Украины, ни за что не признают, руководство РСФСР отдавало себе отчет, что под сомнение, угрозу срыва интервентами сразу же будет поставлен Брестский мир, с неимоверными усилиями завоеванный и жизненно необходимый советской стране. Взвешивая вероятные перспективы, ЦК РКП(б) и СНК обоснованно отказались принимать в состав РСФСР Донецко-Криворожскую Советскую Республику. Этого не понимали инициаторы по факту авантюрной акции. Нынешним защитникам сепаратной идеи ничего не остается, как обвинять всех, кто не поддался на непродуманный шаг, в том числе и ближайших соседей, которые, дескать, не поняли, что их хотели осчастливить[238]. Вот только здесь приблизительно столько аргументов, сколько у того солдата, который считает, что вся рота шагает не в ногу, а он один…

Наконец, еще одна «прописная истина»: не все, что кажется простым и легкодостижимым в политике, на самом деле оказывается таковым.

VІІІ. На дворе – оттепель, в отношениях – прецедент напряжения

Жизнь, как известно, весьма многообразна в своих проявлениях. Особенно непредсказуемы общественные процессы, тем более когда на них оказывают влияние труднопрогнозируемые факторы. Иногда даже меняются векторы развития, подчас они испытывают большую или меньшую трансформацию, коррекцию. Случаются эпизодические коллизии, сравнительно быстро и легко преодолеваемые, но все же оставляющие свой неизгладимый исторический след.

Наверное, к числу последних можно отнести некое напряжение, возникшее в конце марта – начале апреля 1918 г. на достаточно высоком, правительственном уровне, может быть, точнее – во взаимоотношениях некоторых высокопоставленных политических деятелей Советской Украины и Советской России[239].

А начиналось все так, что предвидеть поворот с нежелательным, негативным окрасом было вряд ли возможно.

В начале становления советского правительства Украины официального главы не было, его обязанность исполняла министр (народный секретарь) юстиции Е. Б. Бош. В условиях же мобилизации масс на отпор австро-германским оккупантам и осложнений внутриправительственных отношений было решено назначить председателя Народного секретариата. Выбор пал на Н. А. Скрыпника. Произошло это 4 марта 1918 г., во фронтовой обстановке.

В день своего назначения на высшую правительственную должность Скрыпник направил наркому по делам национальностей РСФСР И. В. Сталину телеграмму о положении в Украине. К тому времени главе правительства Украины еще не было известно о подписании Советской Россией Брестского мира. Как интернационалист, Николай Алексеевич высказывался за подписание такого соглашения ради сохранения завоеваний революции.

«Ваша телеграмма, – писал Н. А. Скрыпник, – заставляет предполагать, что в связи с пунктом четвертым мирного договора Совнарком вынужден рассматривать Украину как находящуюся вне федерации и лишь в дружеском соглашении. Так ли это? Если так, скажите определенно, если не так, то как именно смотрит Совнарком? Это очень важно знать, потому что этим определяется очень многое, ибо, как Вам известно, мы до сих пор продолжаем стоять на почве федерации, если необходимость спасения революции не вынудит стать на иную позицию вас. И мое личное мнение, [что] сейчас нужно отстоять базу для социалистической революции хотя бы лишь на известной территории, если это лишь возможно. Поэтому, по-моему, следует руководствоваться не столько соображениями связи или нейтралитета по отношению к Украине, но прежде всего интересами дальнейшего развития социальной революции. Повторяю, это мое личное мнение, и мне самому, как работающему здесь, больно предчувствовать возможность вашего формального нейтралитета, но пусть определяет не это, а интересы общесоциалистической борьбы»[240].

Н. А. Скрыпник, другие большевики, входившие в ЦИК Советов Украины, Народный cекретариат, направляя борьбу масс против австро-немецкого нашествия, одновременно провели работу по подготовке II Всеукраинского съезда Советов (17–19 марта 1918 года), на который вынесли самые животрепещущие вопросы тогдашнего положения республики.

Глава правительства выступил на съезде с приветствием, речами о текущем и политическом моменте.

Хотя большевики и не имели преимущества на съезде (они даже составляли вторую по численности фракцию: к началу съезда левых эсеров было 414, а большевиков – 401), опираясь на левые элементы из других партий (кроме левых эсеров, левые украинские социал-демократы, максималисты), они добились проведения своей линии, своих решений.

Большинство делегатов всеукраинского съезда после упорной борьбы поддержали курс VII съезда РКП(б) на мирную передышку и согласились с Брестским