Ты хочешь найти там оправдания тому, что предашь его второй раз? - спорю сама с собой. - Это низко. И жалко. Просто признайся, что ты хочешь это сделать. Без поиска всяких оправданий. Рухнуть опять в заманчивый мир Чадова.

Хочу!!

Но не стану...

Больше я ни от кого ни к кому не побегу.

Набираю Чадова.

- Я приехала.

Поднимаю взгляд. Он на балконе второго этажа с сигаретой.

Я помню этот дом так хорошо, словно вчера была в нем. Уютно, брутально. В охотничьем стиле, словно дорогая дача. Живой камин, дерево... Я там смотрелась гармонично только голой или в его безразмерных футболках.

- Заходи,- отвечает мне по телефону.

Дёргаю ручку двери. Открыто...

Глава 26 - Разбивать…

Глава 26 - Разбивать…

- Это твой дом? - с любопытством оглядывается Степаха.

- Мой.

- Крутой! - с любопытством смотрит на фонари в форме факелов.

Мы несём с ним пакеты из супермаркета. Я - два больших. Он - два маленьких.

- А мама приедет? - беспокоится он немного.

- Обязательно приедет. И выдаст нам люлей по первое число.

Пытаюсь настроить себя миролюбиво. Но получается хреново.

- Тебе - за то, что ты сначала смылся без спроса, а потом ещё и со мной уехал. Мне - за то, что я тебя увез. Но мы же потерпим, да?

- Мама не выдаст. Мама... - вспоминает слово, задумчиво устремляя взгляд в темное небо. - Милосердная.

- Как? - улыбаюсь я.

- Ну... мило сердится, - поясняет он, пожимая плечами.

- Степаха... - улыбаюсь я, поправляя ладонью его съехавшую шапку.

Мне так больно просто до внутренних воплей и одновременно я просто в какой-то сумасшедшей эйфории и умилении.

Сын!

У меня просто охренительный сын.

Боже, блять, я отец!!

В какой-то момент я уже перестал верить, что в моей жизни случится семья, дети...

По молодости не спешил, а потом не успел оглянуться, а необходимая для этого женщина уже в прошлом...

- Мама не ругается. Только обнимает. И плачет.

- Плачет?

- От радости. Что я нашелся.

- Ясно.

С этим надо что-то делать, конечно. Хоть мне и сейчас до чертей самому хочется мою "хрустальную вазу" об стенку расколотить, но постоянно ее раскалывать таким способом нельзя. Негуманно это с матерью так… Да и небезопасно.

- Мы с тобой завтра на этот счёт побеседуем, ладно?

Мы раздеваемся с ним в прихожей. Он оставляет мокрые следы на полу.

- Ноги промочил, - констатирую я.

И поддаваясь порыву, снова беру его на руки.

- А мы у тебя с мамой будем?

Смотрюсь с ним в зеркало, отыскивая очевидные сходства.

- Да, - уверенно киваю я.

- А папа?

Молча смотрю в зеркало застывшим взглядом.

- Борода... - ведёт Степа пальцами по моей прилично отросшей щетине. - Как Дед Мороз. А папа говорит, борода - плохо. Ее нужно брить. Она у плохих всяких там - лицедевистов...

- Реци... Рецидивистов, - на автомате поправляю я, чувствуя как поднимается волна протеста и сердце сбивается с ритма.

- Лице... - не соглашается Стёпа. - Чтобы спрятать лицо ведь!

Жгучая волна ревности бьется в грудной клетке. Потому что "папа". И потому что этот "папа" ещё прошёлся по моему образу! Баклан оборзевший...

- Разве Дед Мороз плохой?

- Хороший!

- А я?

- Тоже хороший.

- Ну и всё! Считаю, что честь бороды восстановлена.

А Юле нравилось...

Вспоминаю, как она водила по моему лицу пальцами, обрисовывая каждую деталь. И прижималась губами к моим небритым щекам.

Как я проебал это всё?..

Нет... Почему она меня слила?! Из-за глупой, брошенной в обиде фразы? Ты, дура, что ли, Крынская?! Мало ли что люди во время ссор на эмоциях могут ляпнуть вообще?

Моя крыша тихонечко подтекает. В моей голове диалоги. Диалоги с ней, где я в бешенстве говорю разные разрушительные вещи. И силой ее заставляю выслушивать.

Раздев, заворачиваю Степаху в плед и усаживаю на диван в кухне-гостиной перед камином.

Разжигаю...

- Можно я? - сползает он с дивана.

- Давай... - отдаю ему зажженную каминную спичку. - К бумаге подноси ее и там оставляй. Аккуратно...

Глазищи горят не меньше, чем пламя, пожирающее бумагу.

- Это печь?

- Да. Такая печь называется камин.

Прикрываю огонь прозрачной дверцей. Стёпа сидит на шкуре возле него и смотрит на огонь.

Может быть, мы его и сделали здесь, возле камина, на этой шкуре.

Чтобы не увидел, тайком открываю нового паука на столе. Аккуратно откручиваю ему одну лапу, чтобы было правдоподобно. Мы его потом отремонтируем.

- А вот и Паркер твой! - вручаю ему. - Лапу, правда, придется подлечить.

Стёпа неожиданно тянется ко мне, крепко обнимая за шею. Замерев не дышу, агонизируя от нахлынувших зубодробительных чувств.

- Степаха, ты чего? - выдыхаю я, не справляясь с голосом.

- Просто…

Глажу его по спине, слепо глядя перед собой.

Господи… они угробят меня на пару. Какое сердце это всё выдержит?!

- А я папе сказал, что ты мой друг. А папа сказал - нет. А ты - да.

- Ага… - киваю я, задыхаясь от спазма в горле.

Как ему сказать, что папа - это я?..

Как ни в чем не бывало отпускает и начинает возиться с пауком, прикусив озадаченно губу.

Прямо как я в такие моменты...

Одна бровь ниже, другая выше.

Прямо как у меня.

И поперечная морщинка между ними.

Тоже моя...

И затылок озадаченно чешет исключительно моим жестом.

Ксерокопия!

Набрасываю ему на плечи одеяло.

- Что ты любишь есть? - разгружаю пакеты.

Задумчиво замирает, глядя в потолок.

- Всё вредное...

- Например?

- Картошку фри... Сосиски... Мороженое...

- Фри не умею, но просто пожарить с сосисками - легко. Делаем?

- Да!

Открыв банку соленых огурцов, жарю картошку.

Стёпа таскает маленькие огурцы из банки, повторяя за мной и шурудит в пауке отвёртками, которые я подсунул ему, чтобы он не скучал. Паук тихо жужжит, шевеля лапами.

Закрываю крышкой, выключаю газ. Разворачиваюсь... Уснул! Как в коконе, запутавшись в одеяле и зажав в руке паука.

Кручу сигарету в пальцах, опять разглядывая его.

Юлька, как ты могла такое натворить, вообще?!

Ты хоть понимаешь, что за это нереально оправдаться??

А как мне любить тебя после