– Что ещё она тебе сказала, Мэри Элизабет?

Меня передёргивает. Что-то вязкое и долго дремавшее пытается вырваться у меня изо рта. У него металлический привкус.

– Она сказала... – Я чувствую, как дрожит моё тело. Я вспоминаю белую комнату, где в углу висел ТВ-монитор, а одну из стен целиком занимало зеркало. – Она сказала, что мою семью убили. Что какой-то плохой человек пришёл в наш дом, нашёл моего папу и Мирану больными и убил их, а потом мою маму и ушёл. Я тогда подумала, как это странно, что я училась танцевать кадриль, пока кто-то убивал мою семью.

– Погрузись глубже. Что ты чувствовала?

– Мирана. Я думала о ней. О синем пингвине, которого она везде с собой таскала. Мне было интересно, где был этот пингвин и держала ли его Мирана, когда... когда он... – Я задыхаюсь и хватаюсь за грудь, которую сдавливает так, что я не могу вдохнуть.

– Всё хорошо, Мэри Элизабет, – говорит доктор Динь. – Ты можешь с этим справиться. Когда возникают эти воспоминания, считай от десяти до одного. Просто сосредоточься на числах. Давай.

– Сейчас? – спрашиваю я.

– Да! Да, сейчас.

– Ладно. – Я делаю глубокий вдох. – Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. – Я стараюсь считать медленно, чтобы унять дрожь, оставшуюся после моих воспоминаний.

– Хорошо. Ты чувствуешь себя лучше?

– Да, – говорю я. – Знаете, мне действительно лучше.

И это правда – то, что я смогла заново пережить этот день, почему-то сделало его менее пугающим и зловещим.

– Ты можешь продолжать? Рассказать мне, что случилось дальше?

Я вдыхаю полной грудью, а затем позволяю лёгким полностью опустеть.

– Да, могу.

– Хорошо, – говорит доктор Динь. – Продолжай, когда будешь готова.

Я погружаюсь обратно в воспоминания, и теперь они кажутся достаточно далёкими от меня, чтобы я чувствовала себя в безопасности, как наблюдатель в комнате, а не человек, с которым это всё происходило.

– Я думала о том, каким сильным был мой папа. Он мог поднять пианино, и я не понимала, как кто-то мог сделать с ним такое. Как мог всего один человек одолеть его и доказать, что он не всемогущий? Мне было почти невозможно поверить, что всё произошло именно так. Детектив взяла меня за руку, посмотрела прямо в глаза и сказала, что найдёт человека, который сделал это с моей семьёй, и что тот плохой человек смог сделать то, что сделал, только потому, что мой отец был болен. Он был не таким, как обычно. Он бы не смог поднять пианино в тот день. Та женщина сказала, что сделает всё возможное, чтобы убийца остаток своих дней провёл за решёткой. Она вместе со мной ждала, когда Джия придёт меня забрать. Прямо в участке. В этом здании. Всё произошло здесь.

Горло саднит. Я больше не хочу говорить.

– А та женщина-детектив...

– Шеф Ито. – Я открываю глаза и позволяю им снова сосредоточиться на обстановке комнаты: коллекции чая и печенья в углу, книгах о том, как получить любовь, которую вы заслуживаете, ряде горшков с суккулентами у окна с глухими шторами. – Тогда она ещё не была начальником полиции, – говорю я. – В тот день моя рука перешла от матери к ней, а потом к Джие.

– Да.

– Начальница позаботилась обо мне. А потом, когда она нашла убийцу, была пресс-конференция. Я вручила ей награду перед целой толпой людей.

Я вспоминаю щелчки фотоаппаратов, как их вспышки ослепляли меня и как сильно мне нравилось быть в центре внимания. Именно тогда я впервые подумала: «Я хочу этим заниматься».

– Мне было десять. Я прятала лицо в юбке начальницы. Она меня защищала. – Я замолкаю. Я действительно ожидала, что буду для начальницы кем-то особенным, и именно поэтому меня так сильно расстроило её отношение вчера. Может, до недавнего времени мы не контактировали, но я была здесь, кружила вокруг неё, ожидая, когда она меня заметит. А когда начальница это сделала, мне даже в голову не пришло, что, заметив меня однажды, она может и отвернуться. Я думала, что когда она увидит меня и поймёт мои способности, то примет меня, словно мы связаны, словно я её потерянная дочь или кто-то в этом роде. Это так смешно. Скольким сотням детей начальница помогла? Сколько рук она держала? Во сколько глаз она смотрела, давая обещания? У неё такая работа. Я была всего лишь маленькой её частью. Я ничего для неё не значу.

Доктор Динь протягивает мне салфетку, но мне она не нужна. На сердце слишком тяжело, чтобы плакать.

– Мне потребовалось очень много времени, чтобы понять, что слова начальницы были правдой, что лихорадка моего папы была слишком серьёзна и он был слишком слаб, чтобы себя защитить. А человек, который это сделал... Ему было плевать. Он ничего не чувствовал. Это было всего лишь очередное преступление на почве ненависти к Наследникам. Он даже не считал моих родителей и сестру за людей. – Я смотрю на Динь. – Я так и не смогла вернуться в тот дом. Теперь я знаю, что там была кровавая бойня, и я была бы лишней там, среди заградительных лент и следов резни. Но я просто хотела вернуться домой. Я всегда хотела вернуться домой. А потом я нашла Джеймса, Урсулу и Джию. Это уже не то, что было раньше, но хоть что-то. Это хотя бы похоже на дом.

Динь кивает.

– Да, так мы и должны поступать перед лицом трагедии. Мы не можем полностью исцелиться и стать такими же, какими были до печальных событий, но можем построить мосты через пропасти, которые зияют внутри нас. – Динь смотрит на блокнот, лежащий у неё на коленях, а потом наверх, словно пытаясь найти какие-то ответы в воздухе над головой. – Что ты теперь чувствуешь, Мэри Элизабет?

Я раздумываю над этим и над тем, насколько честной мне стоит быть.

– Я чувствую... гнев. Я чувствую желание отомстить. Я чувствую, что всё, что было после тех событий, несправедливо и мне нужно восстановить справедливость.

На секунду я думаю, что сказала что-то неправильное и что доктор Динь порекомендует мне уйти и предложит найти другого кандидата для стажировки, но она только кивает.

– Я знаю, что Урсула пропала, – говорит она,