такой звук раньше, в городе Хастарл, несколько веков назад), когда лезвия глубоко вонзились в нее. Последовала вспышка высвобожденной магии, пылинки света дождем посыпались на землю, как вода, стекающая со щита воина под проливным дождем, и вращающиеся, колющие клинки внезапно исчезли. Эл воспользовался своим преимуществом. Победа в этой дуэли заклинаний, безусловно, была необходима, если он хотел сохранить свою жизнь — ни один маг, стремящийся к захвату, не бросает молнии, и было бы глупо стоять сложа руки в ожидании следующего заклинания, которым Безмолвные Рога хотел похоронить его здесь.

Он тонко улыбнулся, когда его пальцы прочертили сложный узор, и их кончики засветились, ознаменуя завершение. Многое, многое из того, что он сделал с того дня, когда дракон с магом-наездником набросился на Хелдон и разрушил его жизнь, можно было рассматривать как поступки дурака.

— Похоже, я дурак, которого подгоняют дураки, —  любезно сказал он своему наполовину видимому противнику. — Вы нападаете на всех, кто проходит этим путем, или это личное одолжение?

Единственным ответом ему было громкое шипение. Он счет, что оленеголовый плюнул в него, но не был уверен. Затем его заклинание подействовало с ревом, который на время заглушил все остальные звуки.

Голубое пламя расцвело вокруг черных, похожих на лапки паука пальцев и на рогах за ними. На этот раз крики раздались всерьез. Эл рискнул оглядеться вокруг на случай, если к нему подбирается затаившаяся тень, и поэтому, оглянувшись через плечо, избежал ослепления, когда контрзаклятие прожгло ночь.

Оно поглотило его защиту в одно мгновение, заставив отшатнуться назад в дыму разрушенных заклинаний. Жар обжег его левую щеку, он услышал, как зашипели волосы, а слезы затуманили левый глаз.

Тихо и осторожно, превозмогая боль, Эльминстер произнес ожидающее слово, которое пробудило окончательный эффект заклинания, которое он уже произнес, и голубое пламя, окутавшее конечности его врага, вспыхнуло точной копией того, что только что поразило его. Вопль, расколовший ночь, был грубым и захлебывающимся, рожденным настоящей агонией. Эл мельком увидел рога, мечущиеся взад и вперед, прежде чем пламя погасло, и услышал хриплое дыхание, удаляющееся на восток, среди свиста и треска вытаптываемых трав. Что-то большое упало в траву по крайней мере дважды. Когда наконец наступила тишина, Эл сделал три быстрых шага на запад и присел, внимательно вслушиваясь в ночь.

Ничего. Он слышал, как шевелится на ветру высокая трава, и слабый крик какого-то маленького дикого существа, умирающего в челюстях другого, далеко на юге. Наконец Эл устало вытащил последний заколдованный кинжал, который у него был, — тот, который только и делал, что светился по команде, — и бросил его в том направлении, откуда доносились звуки, чтобы нанести удар и осветить ночь. Он старался не приближаться к его сиянию слишком близко и не слишком подниматься над травой... Но ничто не двигалось, и ни заклинание, ни крадущаяся тень не выпрыгивали из ночи. Когда он посмотрел туда, куда падал свет кинжала, все, что можно было увидеть, это разбитая тропа, ведущая немного дальше к беспорядочной куче крошащихся и дымящихся костей, или рогов... или, возможно, просто ветвей. Что-то превратилось в пепел, когда он подошел ближе; что-то, очень похожее на длинную руку с тонкими пальцами.

* * * * *

Свисающие полоски краски задрожали, упали, и за ними с энтузиазмом последовал сам сводчатый потолок, встретившись с полом внизу с оглушительным, поднимающим пыль грохотом. Вслед за этим весь Рингил затрясся. Позолоченные фрукты разлетелись вдребезги, когда стена, на которой они были нарисованы, разлетелась на части, расколов темный овал и выплюнув сверкающие звезды в ночь. Скульптурные каменные губы задрожали, словно не решаясь заговорить, на мгновение, казалось, улыбнулись еще шире, а затем распались на множество осколков, когда расширяющаяся трещина достигла их и выплюнула каменные осколки, которые покатились и разбились по дрожащему залу. Губы опрокинулись, вздохнули в забвении и оставили зияющую дыру в стене там, где они были. Отголоски ярости земли, вызвавшей этот раскол, прокатились дальше... и из дыры в стене, обрамленной несколькими уцелевшими звездами, появилось что-то длинное, черное и массивное. С нарастающим скрежещущим ревом оно накренилось на каменных обломках и с грохотом вылетело в комнату: черный катафалк, чьи поднятые электрумовые руки несколько впечатляющих мгновений держали гроб и несколько скипетров, прежде чем опрокинуться на бок и врезаться в пол. Осколки плитки пола взлетели в воздух, преследуемые пурпурной молнией, которая вылетела из расколотого гроба. Электрумовые руки, разбитые и скрученные при падении, растаяли, когда разбитые скипетры в их руках исчезли в их собственном маленьком бурлящем магическом пламени. Одна рука выронила неповрежденный скипетр на покрытую пылью мостовую за мгновение до того, как слабеющая защитная магия замерцала по всей длине гроба, зависла в тишине на долгий напряженный момент и затем распалась в небольшом, но резком взрыве, который превратил гроб, катафалк и все остальное в темную пыль и расшвырял во все стороны. Посреди хаоса скипетр на полу издал свой собственный тихий вздох и рухнул в аккуратный контур мягко мерцающей пыли.

Тишина воцарилась в расколотом зале, и все было тихо, если не считать падающей пыли. Вскоре после этого звездный свет усилился над Рингилом Трессета, пока не стало ясно видно, как с звездного неба в сердце расколотого зала спускается сине-белое сияние, плавное, как очень большой, яркий и целенаправленный блуждающий огонек. Свет мягко остановился на расстоянии примерно ладони от пола и на мгновение повис над пылью, оставшейся от скипетра, — пылью, которая мигала и мерцала, как раздутые угли, от его близости. Была вспышка, слабый звук, как будто очень далекие колокола ударили наугад,и пыль снова превратилась в скипетр — гладкий и новый, блестящий, мерцающий накопленной силой.

Женская рука с длинными пальцами внезапно появилась из пустоты, словно из-за раздвинутого занавеса, схватила скипетр и подняла его. Тот вспыхнул один раз, как мигающая звезда. Словно в ответ на это, кроме руки цвета слоновой кости, показалось обнаженное плечо, которое повернулось, позволив блестящему потоку темных волос каскадом упасть на него, и шея, ухо, линия челюсти — затем красивое, тонкое лицо. Холодным было ее лицо, безмятежное и гордое, когда она повела темными глазами, чтобы оглядеть разрушенный зал. Рассеянные кварцевые звезды светились, словно в знак приветствия, когда остальная часть тела появлялась или исчезала в поле зрения, двигаясь с бесстрашной, беззаботной грацией, чтобы осмотреть разрушенный зал. Красивая темноглазая волшебница воздела свой скипетр, как воин, салютующий клинком в знак победы, и улыбнулась. Скипетр вспыхнул и исчез вместе с колдуньей, оставив после себя внезапную