- Сочту за честь.

- …избегайте общества юных прелестниц.

- Почему?

- Опасные существа. Самые опасные из известных мне.

И ушел.

Неспешно. Опираясь на тонкую тросточку, что выглядела несерьезною, но вот сила, её окутывавшая, намекала, что тросточка сия имеет свои секреты.

Как и молчаливое сопровождение.

- Стало быть, дом… - осторожно заметил Эдди.

На столе осталась кожаная папка с серебряными уголками. Выглядела она весьма солидно, но внутрь заглядывать не хотелось.

Категорически.

- Все-таки отель – это не то. Согласись, дорогой.

- Матушка…

- Этот дом оставила мне моя тетушка. Именно мне.

- Та, что не любила книги?

- Отчего же, любила. Только иные. Жизнеописания святых. Мне они казались такими мрачными… сплошное преодоление и духовный подвиг. Моя тетушка рано вышла замуж. И брак её был не слишком удачен. Во всяком случае, она как-то обмолвилась, что супруг её умер раньше, чем она дозрела до мысли об избавлении от супружеской связи иным способом.

Эдди приподнял бровь.

- Нет, нет, дорогой… тебе пора научиться думать о людях хорошо.

- А этому можно научиться?

- Научиться можно всему. Было бы желание. Она подумывала уйти в монастырь. Отчасти поэтому я и… я в монастырь не хотела. Я часто бывала у тетушки. Её считали в достаточной мере благоразумной и набожной, чтобы одобрять эти визиты. А я… там я была счастлива. Тетушка не привечала гостей. У нее был тихий дом. И довольно свободные порядки. Во всяком случае, никто не требовал переодеваться три раза в день.

- Зачем?

- К завтраку. Обеду. И ужину. А есть еще визиты. И прогулки. Посещения… ты не представляешь, насколько это утомительно.

- Мне глянуть? – Эдди все-таки подвинул папку к себе. – Дом?

- Да. Было бы неплохо. Мне здесь не нравится, - это признание далось матушке не сразу. – Мне казалось, что… все будет иначе. Что стоит вернуться, и я снова стану прежней. Хотя, конечно, в моем возрасте пора бы уже избавиться от иллюзий. Прежней я не стану. Но может, это и к лучшему… Иди. Нет, погоди… там должна быть чековая книжка. Пока сумма не так, чтобы велика, но на первое время хватит. А потом… ты не получал писем от Милисенты?

- Нет.

Эдди папку открыл.

Бумаги. Как же он, мать его, ненавидел бумаги. Не все, но такие вот, с гербами, завитушками, заполненные мелким аккуратным почерком. И наверняка выписано все туманно, так, чтоб с первого раза не понять. И со второго тоже.

- Я сегодня наведаюсь.

- Не спеши, - матушка разом успокоилась, а ведь визит этого старика заставил её нервничать. И вовсе не потому, что не рада она была его видеть.

Рада.

Безусловно.

- Думаешь, мне не обрадуются?

- Смотря кто, - матушка поглядела в недопитый чай. – Чарльз – хороший мальчик. Но мужчины порой бывают весьма слепы, особенно в отношении тех, кого любят.

- Что-то я не понимаю.

- Он любит Милли. Но он любит и сестру. И мать.

- А они как раз… - Эдди кивнул. – Были не в восторге.

Особенно матушка. У неё там, на лице, все написано было. И восторг, и прочие чувства.

- Именно.

- Но тогда…

- Тогда надо быть рядом, Эдди. Просто быть рядом. И дать возможность ей самой… ты хороший сын. И хороший брат. Пожалуй, чересчур хороший…

- Это плохо?

- Иногда. Сейчас… сложный момент. Милисента ведь почти никогда не оставалась одна. Проблемы? Ты их решал. Всегда. И опекал. И приглядывал. Но так не может продолжаться вечно.

- Почему?

- Хотя бы потому, что у тебя своя жизнь.

- Мама…

- Своя, Эдди. Ты рано или поздно, но тоже заведешь семью. Или, если не захочешь, то займешься чем-нибудь… ты, кажется, хотел открыть мастерскую? Вот и откроешь. Или нет. Агентство? Да и просто… не уверена, что ты сможешь выжить здесь. Тебе ведь плохо.

- Не настолько, чтобы сбежать, - проворчал Эдди. – Город. Слишком большой. Шумный. Людей много. Силы много.

Да и глядят на него… вон, вчера полисмен пристал, шел за Эдди до самого отеля, а потом еще со швейцаром разговаривал, явно выясняя, кто он таков и что в приличном месте делает.

- Именно. Но ты не уедешь, пока не убедишься, что с Милисентой все в порядке. А с ней не будет все в порядке, пока она не научится жить сама.

- Как-то это…

- Жестоко? – матушка провела пальцем по краю чашки. – Возможно. И… все-таки. Сейчас ей надо решить, чего она хочет. От семьи. От жизни. От мужа… ей надо научиться отстаивать свои интересы, причем без револьвера и членовредительства!

- Это сложно.

- А никто и не говорил, что будет просто. Насколько я успела понять, характер у леди Диксон непростой. Но все же говорят о ней с уважением, а значит, человек она по сути хороший. И сыну желает исключительно добра. Только… представления о добре у них могут различаться.

- А если… - Эдди замялся. – Если у неё не получится?

Матушка вздохнула.

- Дом моей тетушки, может, и не так, чтобы велик, но места в нем хватит всем. Да и в мастерской Милисента пригодится. Если ты решишь её открыть. Но я все-таки надеюсь, что им удастся найти общий язык.

Глава 14 В которой магия вырывается наружу

Глава 14 В которой магия вырывается наружу

Как ни странно, но ждать стало сложнее.

Теперь, когда Эва почти уверилась, что её спасут. А ведь должны! Она все рассказала! И про всех! И… и теперь надо только подождать.

Тот жуткий человек передаст все брату.

И отцу.

И отец вызовет полицию. Дом оцепят. А её спасут. Непременно. И она, очнувшись, взялась за гребень, потому что некрасиво получается. Её тут спасут, а она вся лохматая.

Волосы Эва расчесывала престарательно, стараясь не морщиться, когда пряди цеплялись за обманные зубья. И жаль, что помыть не выйдет… только подумала, как дверь открылась.

Кэти.

Эва замерла. И сердце заколотилось быстро-быстро. Так, что… гребень сам выпал из онемевших пальцев.

- Сидишь? – мрачно поинтересовалась Кэти. – Хорошо тебе. Сиди и все.

Она повела носом.

А ведь… платье другое. Красивое. Из ярко-алой переливчатой тафты. Кружевом украшено. Шитьем. И махонькими перламутровыми пуговичками в два ряда.

Только сидит