ничего не ответил, но я видел, как множество вопросов появляется на его лице. Чтобы Ракицкий когда-то говорил, что за тысячу рублей купит другую фишку… Это из разряда фантастики.

Я снимаю с плеч портфель и бросаю на подоконник. Готовлюсь.

Как играть в фишки помню. Есть тыльная сторона. Эта та, где изображен профиль какого-то неизвестного мне мужика, а есть сторона с картинкой. На моей — феникс, несущий в своих когтях кость.

Нужно бросить фишку тыльной стороной, и чтобы она перевернулась картинкой кверху. Если у противника фишка не перевернется, значит я кладу ее поверх моей и бросаю снова. Забираю те, что окажутся картинкой кверху после моего броска. В общем, такие простые правила и через пятьдесят лет можно вспомнить, а не только через двадцать.

— Смотрите-ка, у шкета герб рода Гранько, — оценил мою фишку Пушкин. — Такой у меня в коллекции нет. Пробовать будешь или сразу играем?

— Попробую.

Я взял фишку большим и указательным пальцем и попробовал кинуть несколько раз. Не вставучка. Может перевернуться, а может — нет. Ну, да ладно. Будем надеяться на удачу.

Бросаю. Встала. Бросает мой противник. Не встала. Хорошее начало. Беру две фишки. Кидаю. Обе переворачиваются.

Отлично! Теперь я обладатель двух императорских фишек. Можно остановиться, продать и вот тебе плюс еще одна тысяча. Только… Зачем останавливаться, когда можно заработать еще больше? Сегодня удача на моей стороне. Кажется. Теперь-то я точно ничего не теряю. Даже если проиграю разок.

— Ого-го, — вопит панк с хвостом из волос. — Шкет выиграл у Пушкина первый раунд и забирает себе герб рода Козловских! Продолжаем?

Я пожимаю плечами и смотрю на своего соперника.

— Конечно, продолжаем, — выкидывает он и бросает следующую фишку.

Я отвечаю. У обоих встала. Повторяем. Опять везет мне. Банк копится.

Выигрывая и проигрывая, до следующего звонка я успел увеличить свой банк на двенадцать фишек. Итого тринадцать, с учетом моей. Не плохо.

— Я все, — вдруг заканчиваю игру я.

Азарта уже такого нет, а последние три раунда не везет. Так можно и обратно все проиграть. А я, в конце концов, способен вовремя остановиться. При хороших продажах это доля Барт за то, что она поможет мне с местом на новогоднем балу.

— В смысле, все? — глаза Пушкина лезут на лоб.

— Мне дежурить идти надо, да и играть я больше не хочу.

Взгляд моего оппонента нужно было видеть. Он до последнего надеялся отыграться и ободрать меня как липку. А я тут беру, и применяю запрещенный прием под названием «адекватность».

— Нет! — кидает в меня аристократ холодным голосом. — Играем дальше.

— Прости, друг, — отвечаю я. — Но таких правил, которые запрещают мне выходить из игры — нет.

— Е! Е! Е! Е! Е! — заводит толпу поклонник «Короля и Шута». — Шкет выходит из игры, обувая нашего Пушкина на…дай посмотрю сколько у тебя фишек. Десять…одиннадцать…двенадцать… На двенадцать фишек!

Я собираю добычу в кулак и собираюсь уйти. Но Пушкин хватает меня за плечо и сильно сжимает.

— Никуда ты не уйдешь, мелкий, — процедил он. — Играй или я заставлю тебя это сделать.

Так… Конфликт еще с одним аристократом мне не нужен. Но эти школьники явно считают, что я им всем тут что-то должен. При том, что никаких законов или правил я вообще не нарушал. Они домогаются до меня просто потому…Просто потому, что я бастард.

— Как? — спрашиваю я.

— Чего?

— Как ты заставишь меня играть?

От такого вопроса аристо растерялся. Понимает, что все смотрят на него и ждут реакции.

— Эээ… — протягивает аристо, но тут же приходит в себя. — Как твоя фамилия, шкет?

Вот черт… Кажется, у меня вот-вот появится новый поклонник. Но неужели он так хочет, чтобы я обул его на все фишки. И что он сделает тогда? Начнет угрожать расправой, если я не верну ему их подобру-поздорову?

— Как твоя фамилия, я спрашиваю, — не унимается Пушкин.

— Ракицкий! — вдруг раздается грубый мужской голос.

Все, вместе со мной, поднимают взгляд на лестницу, по которой спускается Глеб Ростиславович.

— Звонок уже прозвучал. Вы почему не на уроке? — обращается он к остальным.

Старшеклассники тут же разбегаются в разные стороны как тараканы. Пушкин напоследок бросает в меня презрительный взгляд, поднимает с пола рюкзак и перешагивая через ступеньку поднимается на второй этаж.

— Костя, мне нужно с тобой поговорить, — директор делает движение головой и продолжает спускаться вниз.

Я последовал за ним и очень скоро сел на пассажирское сиденье его мерседеса. Популярная машина среди аристократов, ничего не скажешь.

— Людмила Игоревна сказала мне, что вчера между тобой и аристократами в столовой вновь произошел конфликт, — произнес он, откинувшись на спинку и посмотрев внимательно на меня.

— Людмила Игоревна? — нахмурил брови я. — А-а-а. Тетя Люда. Да, были небольшие разногласия.

— Значит совместное дежурство не пошло вам на пользу… — пробурчав себе под нос, сделал вывод Глеб Ростиславович. — У тебя учебники с собой?

— Некоторые, — ответил я.

Брал только те, которые надеялся почитать, пока буду коротать время в столовой. Расписание даже не смотрел. Но хотя бы с одним должен угадать.

— Хорошо, — директор поиграл с медвежьей мордой на своем пальце. — Тогда сегодня иди на учебу. Парфёнов с Антроповым пусть учатся дежурить в столовой. Людмила…Тетя Люда сказала, что вчера ты хорошо потрудился, в отличие от них. А подружить вас, думаю, у меня уже не получится.

— Хорошо, — я кивнул головой, дернул за ручку и открыл дверь, чтобы выйти.

— И еще одно, — остановил меня Глеб Ростиславович.

— Да?

— Костя, — он тяжело вздохнул. — В школу пришел запрос с требовательной просьбой о твоем отчислении…

Меня как будто обухом по голове ударило. Шум от проезжающих по дороге машин, теперь словно передавался в мою голову через трубу. А самого меня бросило в пот. Я посмотрел на директора, не в силах произнести ни слова.

— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы уладить конфликт, — с сочувствием произнес он. — Но ничего обещать не могу.

Я несколько раз кивнул, вышел из машины и захлопнул за собой дверь. Медленно побрел в сторону школы, пытаясь до конца осознать, сказанные директором слова и решить, что мне делать дальше.

Что происходит с одаренными, которых исключают из школы — я знаю. Они уезжают на какую-то Казачью Заставу, чтобы пополнить ряды каких-то Собирателей. Из этого ясно только одно — если это не колония для одаренных, то что-то типа армии — точно. И если меня загрузят в поезд и отправят в это путешествие, то все пропало. Счастливая семья, будущее, любовь… Да вообще все, черт возьми! И как после этого я могу не ненавидеть