Шрифт:
Закладка:
– Если ты действительно не помнишь. Что ж. Я расскажу, – лениво говорила существо, поглаживая сидящего на коленях кота. – Мир уже давно на грани погибели. Ещё месяца четыре назад всё вокруг было покрыто пышными лесами, жизнью и миллионами живых. А теперь осталась одна сплошная пустыня. Даже воды высохли, а на их местах только бескрайние пустоши. Неужели не помнишь?
– Нет, —честно говорил парень.
– Это даже хорошо. Кто помнит – те оплакивают прошлое, не выносят настоящего, бьются в агонии. Не все, но многие. И небо теперь стало мёртвым своим цветом. И звезды угасли, точно отвернулись от этого вымирающего мира. И теперь остатки тех, кто не погиб, пытаются выжить. И мы с тобой одни из них.
После услышанного всё начало проясняться, и теперь Эрик имел более чёткую картину представления об окружающем. Теперь оставалось понять, как именно и где искать Хаоса. Если тот мог быть в любом персонаже этой истории, то надо было пытаться узнать в каком именно. И, как сказала Готинейра, книги читаются здесь именно способом погружения, наблюдения за историей. А легче всего следить за историей глазами персонажа, у которого всё на виду, который может пробраться куда угодно, и никто и ничто не будет ему помехой.
Именно так размышлял Эрик, пытаясь понять, как действовать дальше. Теперь он уже имел план, преисполнился уверенностью. И предполагал, что ему следует искать именно сильное создание, способное проложить и пробить себе путь где угодно. Ведь именно такой персонаж способен максимально долго задержаться в истории данной книги. Значит, следовало искать некто подобного.
– А куда мы едем? – очередной раз поинтересовался он.
– Туда, где покой, – с каким-то нежеланием ответило существо.
Повисла неловкая пауза, затем прерванная вопросом Эрика:
– Но всё же… что именно произошло?
– Ты правда не помнишь? – существо задумчиво замычало, видя положительный кивок Эрика. – Пришло оно. Оно – это оно… ну, это, – собеседник будто не мог подобрать правильные слова, пытаясь описать нужное. – Внезапно всё началось. Как если бы небо упало на землю, только хуже. Ранним утром это произошло. Я тогда проснулся, не понимая, что творится. Вышел из пещеры, даже не взяв ничего с собой. Гляжу, а на небе чернота какая-то. Не тучи даже, не ночь, а именно чернота, темнее самой тьмы. Странно звучит, но мрак этот на фоне светлого неба разрастался так медленно и пугающе. Я ещё подумал, что сплю, но не сон то оказался. С неба ещё запах падал такими пылинками, так смердел, как жжёная плоть. Помню ещё, молния мерцала вдалеке, такая необычная, с фиолетовыми контурами, будто через газ какой-то проходит.
– Фиолетовая? – Эрик заострил на этом слове особое внимание, почему-то вспомнив случай в вагоне, когда ему привиделось невесть что именно такого же цвета.
– Именно. А почему ты так отреагировал на это слово? Тебе что-то известно?
– Нет. Просто… сам не знаю, что на меня нашло. Так что было дальше?
– Хм. Дальше. Дальше происходить начало такое, будто в кошмарах. Знаешь, сама жизнь обычно идёт размеренно, всё плавно и неспешно меняется. А тут не так было. Иначе. Пока я глядел на всё увиденное с непониманием, то обнаружил, что уже нахожусь в болотах, пытаюсь обходить вязкие трясины. Резко всё так поменялось, будто последние часы в памяти не сохранились. И вот иду я, понимая, что глаза мои видят странно, либо не в них дело, а в воздухе. Изображение искажалось, извивалось волнами, имело тусклый вид. Всё вокруг пахло гарью, а во рту привкус кисло-солёный. Я от испуга дышать глубже начал, так воздух ещё сильнее нагонял на язык мерзкий вкус. А потом опять провалилась память, и вот я уже в пустыне нахожусь. Смотрю, а под ногами песок мокрый, будто недавно прошёл ливень. Но это точно не он был! Потому что, – он наклонился ближе к Эрику, – всюду рыбы дёргались, от маленьких до гигантских, больше, чем мы с тобой раз в пятьдесят. Водоросли всюду, много чего ещё. Словно кто-то океан осушился. И где-то на горизонте в небеса вытягивалось нечто жуткое, как многокилометровые башни, только сплетающиеся между собой. И тьма над ними разрасталась. И дым позади тьмы этой выходил, как из труб. Много дыма, больше, чем облаков вообще может существовать. Растягивался от одного края горизонта до другого, и клубился так противно, шевелился, как живой. Вот что я помню. Но это не самое жуткое. Потом ещё хуже стало. На протяжении месяцев всё начало исчезать. Вдруг я оказываюсь в лесу, потом словно засыпаю, просыпаюсь, а леса уже нет, лишь высохшие останки миллионов деревьев. Не понимал я, что с памятью моей. Она стала обрывистой, неподвластной мне. То я очнусь в городе, а потом в горах, и каждый раз вижу всюду разруху, и… никого живого. Каждая такая сцена, увиденная мною, сопровождалась мёртвой тишиной и смрадом палёной плоти. Ощущение, будто что-то сжигало найденные в мире тела, только вот где это происходило? Не знаю. Но дожди начали идти часто, и капли их до одури солёные, но не как морская вода, а как слезы. Пить очень хотелось, но от такого вкуса рвало. Но приходилось терпеть, выжимать из песка эту дождевую гадость, морщиться и чуть ли не вываливать из желудка всё выпитое. Но больше пить было нечего, поэтому приходилось терпеть, – чем дольше существо вело рассказ, тем сильнее оно гладило зверька на своих коленях, а голос наполнялся всё большим отчаянием.
– А как же вы сюда тогда попали?
– Как и ты. Подобрали меня километрах в шестнадцати отсюда. Там, где граница выжженного леса резко обрывается территорией с мелким песком, потом идёт крутой спуск, ну а дальше пустыня.
Но вдруг всё затихло, перестало трясти. Жук, в котором они оба ехали, остановился. И вскоре его задняя часть панциря, словно дверь, приподнялась. Яркий свет, отражающийся от красного песка, ударил Эрику в глаза. Тот зажмурился, закрылся рукой, едва лишь успев заметить силуэт очередного пассажира. И когда тот зашёл, то панцирь захлопнулся, и огромное насекомое вновь поползло по пустыне.
Теперь уже все ехали в тишине, никто более не решался заговорить, предпочитая отдохнуть. Неизвестно, сколько именно длился путь, ведь время, если верить ощущениям, тянуло невообразимо долго. По мере продвижения через пустыню жук
