... стрыга же есмь одно из самых опаснейших созданий, что можно повстречать на своем пути, ибо не бездумная тварь она; силой сие чудовище превосходит несколько мужчин, а коварством – десять женщин. Помимо силы звериной владеет она чернокнижием, позволяющей ей тенью скрываться средь людей, до последнего не выдавая свой истинный облик.

Существует поверье, что стрыга – ведьма, продавшая собственную душу в обмен на вечную жизнь и могучие силы. Дабы получить желаемое, колдунья должна принести в жертву самое ценное – своего первенца, притом сделать это сразу же после его рождения, едва он сделает первый вдох.

И если владыки тьмы услышат зов ее, и примут сей дар ужасный, то тотчас заберут себе душу магички, заменив ее неутолимой жаждой крови.

Выглядит стрыга как юная девушка, да столь прекрасная, что лишь взглянув на нее любой мужчина потеряет дар речи.

Используя собственную красоту и чудесие, стрыга заманивает несчастных в свое логовище, дабы удовлетворить собственную похоть, терзающую ее черную душу, а потом напиться крови несчастного; но не брезгует тварь и девушками и даже детьми.

Оставшись без пропитания, стрыга дряхлеет на глазах, превращаясь в изгорбленную старуху, но может ли она погибнуть по естественным причинам, увы, доподлинно неизвестно.

Убить ее можно либо обезглавив, либо пронзив оба сердца, одно из которых – человечье, а второе – приобретенное после сделки с нечистой силой – находится чуть выше желудка; но лучше сделать и то и то, а опосле сжечь останки твари, рассеять пепел по ветру и раскидать ее кости по разным местам, дабы не могла она восстать сызнова…

К счастью, чудище сие столь же опасно, как и редко; и восхвалим Богов, чтобы так оно и оставалось…

Святой Иоанн, «Бестиарий или же описание порождений тьмы»

Она увидела его холодным весенним утром, кутаясь в легкий плащ, полы которого набухли от росы – худая фигурка, скрюченная на огромном коне, которого вел под узды один из воинов ордена. Мелэйна вместе с прочими девушками столпились во дворе храма, глядя на то, как Мечи распрягают коней и перекидываются шутками в предвкушении скорого отдыха. На своего пленника они обращали внимания не более чем на лежащий под ногами камень – попирая его бранью и зуботычинами, пока юноша неловко слазил с лошади, при этом, чуть не упав на землю. «Еретик, – прошептала ее подруга Фебиан, стоявшая позади. – Единобожец. Я слышала, у него в лавке нашли запрещенные книги…».

Несколько юных послушниц, услыхав ее слова, поспешно осенили себя полукругом и поспешили прочь, будто бы сам вид богохульника мог заразить их лживыми учениями. Главная жрица и аббатиса как раз вышли наружу и спешили приветствовать гостей, тогда как остальные понемногу начали расходиться – звон колокола созывал всех на утреннюю трапезу.

«Пошли, – до ее плеча дотронулась рука Фебиан. – А то опять опоздаем». Но уже ступив на ступени храма Мелэйна чуть задержалась – девушка не могла оторвать взгляда от худого сгорбившегося парня, так ни разу и не поднявшего голову. Длинные космы, сбившиеся в колтуны были серо-бурыми от грязи, разбитые губы затянулись сплошной кровавой коркой, а на лице красовалось несколько огромных лиловых синяков.

Юноша повернул голову – Мелэйна невольно вздрогнула, от его пустого взгляда, в котором не читалось ни страха, ни усталости, ни боли, только холодная обреченность и тут… парень вспыхнул как факел! Пронзительно закричав, он упал на землю, в попытке сбить пламя, но тщетно – уже через мгновение одежда на нем превратилась в дырявые лохмотья, а кожа вздулась огромными пузырями.

Девушка в отчаянии огляделась, но казалось, лишь она видела эту ужасную картину – ни прочие жрицы, ни Мечи не обращали на умирающего несчастного ни малейшего внимания. «Помогите ему!» – попыталась крикнуть Мелэйна, но не смогла вымолвить и слова. На последнем издыхании пленник протянул к ней руку, будто бы моля о помощи – в ноздри ударил запах горелой ткани и, опустив глаза, девушка увидела, как язычки пламени скачут на ее одеянии…

Мелэйна открыла глаза и резко поднялась на постели. Оглядевшись и увидев вокруг себя гостевую комнатку таверны, где они остановились, девушка с шумом выдохнула и обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Она присела на кровати, коснувшись голыми ступнями деревянного пола, и потрогала простынь – грубая ткань пропиталась потом насквозь, хоть бери и выжимай. Подойдя к бадье, Мелэйна несколько раз сполоснула лицо и вгляделась в мутную воду – ее скулы казалось, вот-вот разрежут кожу, а круги под глазами были будто нарисованы углем; да уж, выглядит она еще хуже, чем думала…

Стараясь не вспоминать ночной кошмар, она оделась и спустилась вниз. Зал был практически пуст – лишь за столом у лестницы сидел пожилой мужчина, неторопливо поглощающий густую кашу вприкуску с вареными яйцами и хлебом, да дочь хозяина харчевни безуспешно пыталась оттереть от стола въевшиеся пятна, а в самом дальнем и темном углу сидел Стефан – угрюмый и нахохлившийся, словно мокрый птенец.

– Доброе утро, – зевнула Мелэйна, садясь рядом с другом.

В ответ тот одарил ее тяжелым взглядом, что-то пробурчав себе под нос – немудрено, после того, что ему пришлось вчера пережить; да и последняя кружка пива явно была лишней, хоть большая часть ее и осталась у него на рубахе. Заказав у сонного трактирщика жареного ерша, пару кусков хлеба и графин разбавленного вина, девушка вновь обратилась к Стефану.

– А где Джейми?

В ответ она услышала лишь еще более невнятные звуки. Поняв, что ее друг не в настроении разговаривать, Мелэйна стала дожидаться завтрака, попутно попытавшись расчесать спутавшиеся волосы деревянным гребнем. Но не успела она закончить ни с тем, ни с другим как в корчму вернулся Джейми и под причитания Стефана поволок их в кузницу, пока – редкое событие! – в их карманах гуляло серебро, а не ветер; после же, проходя мимо местного рынка, Мелэйна еле-еле смогла уговорить друзей пройтись вдоль лотков и повозок, чтобы купить новую одежду. То, что они носили в последние месяцы, и на тряпки в хлев сгодились бы с трудом, но вот Джейми и Стефан явно были противоположного мнения. Первому, судя по всему было вообще наплевать на свой костюм, хотя его штаны уже больше походили на жеваную веревку, а Стефан, который, в общем-то, и сам иной раз был не прочь принарядиться, просто жал потратить лишний простак.