от веселых эпицентров, – самые унылые, серые и скучные. То есть такие, как я.

Я выбираю место за свободным столом в противоположном конце зала, около запертой двери. Скорее всего, какой-то черный ход или типа того. Там достаточно темно, чтобы мое уединение не стало бельмом на глазу у особенно любопытных. Доковыляв до своего места без приключений, водружаю учебники на свободный стул, а сама усаживаюсь рядышком. И сразу понимаю, почему место пустовало все это время. Здесь отовсюду свистят ужасные промозглые сквозняки. Настолько колючие и холодные, что они явно не по душе даже нормальным отпрыскам Старшей крови. Чего уж говорить обо мне.

— Это мое место, вообще-то, - раздается у меня над головой раздраженный мужской голос.

— Было твое – стало мое, - огрызаюсь я. И тут же прикусываю язык, с опозданием воспоминая, что мне больше нельзя говорить ничего подобного.

Парень, которому принадлежал голос, оказывается каруином, причем определенно высокочистой крови, в пользу чего свидетельствовала его холеная бронзовая кожа и глаза с характерным золотым ободком вокруг радужки. На нем форменный пиджак с фривольно закатанными до локтя рукавами, неряшливо заправленная в брюки рубашка и сбитые костяшки на пальцах обеих рук. Я отчаянно ищу в его одежде намек на принадлежность к какому-то факультету, но либо таковой отсутствует, либо впопыхах я просто упускаю его из виду.

— Здесь было не занято. Я не знала. - Меняю тон на подчеркнуто смиренный и миролюбивый, одновременно перетаскивая стопку учебников на свой стул.

— Новенькая?

Он не дожидаться ответа. Вместо этого подходит к соседнему столу, где, на мой взгляд, заседает кружок еще больших ничтожеств, чем я, забирает свободный стул и волочет его по полу. Скрежет тут же привлекает к нам внимание. Каруин разворачивает его спинкой, усаживается верхом, словно на породистого скакуна, и с любопытством разглядывает клеймо на моей щеке.

— Чья ты рабыня?

— Императора Ниберу и всей правящей семьи.

— Ты эрд’Кемарри? Сестра Тэоны?

— Я – Безымянная.

— Ты похожа на нее. Очень похожа.

От такого сравнения даже зубы сводит. Вот это я называю – неумелое, грязное вранье. Сказать, что мы с Тэоной похожи, все равно, что сравнить трели сладкоголосой птицы с петушиным кукареканьем. Но я и не думаю спорить. Смиренная Безымянная, каковой я теперь являюсь, ни за что бы не посмела спорить с благородным чистокровным каруином. Хотя бы из чувства самосохранения.

— Ты бы не мог подсказать мне, как здесь заказывать завтрак?

— Его должен принести твой слуга.

— Слуга? - Взошедшие, о чем он вообще?

— Кто-то ниже тебя по социальной лестнице, - довольно спокойно растолковывает мой неожиданный собеседник. - Кто-то, у кого меньше денег и кого родители сбагрили сюда с глаз долой. Кто-то с факультета Помощников. Или тот, кому очень нужен стабильный заработок без необходимости выгребать лошадиное дерьмо или чистить колбы в лабораториях.

Вот такой вот поворот.

— А если у меня нет… слуги? – Хотите верьте, хотите нет, но это слово категорически режет мне язык.

— Вон там, - парень указывает на выложенную черным камнем квадратную арку, - вход на кухню. Благородные старшекровные туда не ходят, только слуги. Но ты можешь попробовать завести свою традицию. Только учти, что сразу станешь центром внимания для всех.

— Это лучше, чем умереть с голоду, - передергиваю плечом.

Как раз собираюсь подняться, но каруин заставляет меня передумать одной-единственной фразой.

— Тэона была моей служанкой. И ее место до сих пор вакантно.

Этот вираж я преодолеваю уже почти с трудом. В голове мигом проносится целая вереница образов, в которых моя сестра блистала в шикарных нарядах, получала горы писем от поклонников, единственная из всей семьи посещала светские мероприятия и была всеобщей любимицей. Чтобы получить какое-то украшение, ей не нужно было становиться чьей-то девчонкой на побегушках, хватило бы щелчка пальцами.

— Ты что-то путаешь, - лепечу я. Гадость, конечно, но голос предательски дрожит.

— Ничего я не путаю. А вот ты теряешь время. Видишь, вон там, жирная корова. – Он без стеснения тычет пальцем в сторону прыщавой пухлой блондинки в паре столов от нас. – С каждой минутой ее шансы стать моей служанкой становятся все больше, а твои – все меньше. Потому что я до смерти хочу есть и мне лень снова одалживать у брата его побегушку. Кстати, имей ввиду, что все слуги автоматически попадают под защиту тех, кто их нанимает. Обидеть побегушку - значит, нанести оскорбление ее хозяину. Так что шевели мозгами, малышка. Глупой ты, как будто, не выглядишь.

— И как долго я могу быть… твоей служанкой, если соглашусь? - облизываю пересохшие губы.

— Сколько сама пожелаешь? Ты будешь получать жалование за неделю. Если, скажем, захочешь уйти посреди недели – не получишь ничего. В обязанности служанки не входит грязная работа: уборкой, стиркой и прочим занимаются мои рабы. Ты же будешь обеспечивать мне комфортное пребывание и долю развлечений: приносить еду, делать письменные задания, приносить и забирать мою личную корреспонденцию. Иногда будешь посещать со мной различные мероприятия. По правилам академии, я не могу тебя и пальцем тронуть во всех смыслах этого слова, невзирая на то, что, формально, стану твоим господином. И, я повторяю, никто не посмеет тебя обидеть, потому что это будет считаться оскорблением меня лично. Не подумай, что я хвастаюсь, но здесь не так много людей, готовых перейти мне дорогу.

Вообще-то, это звучит именно как стопроцентное хвастовство, но мне плевать. Воодушевленная тем, что все не так уж страшно, как кажется на первый взгляд, я задаю последний, самый решающий и животрепещущий вопрос.

— И каким будет мое жалование?

— Тэоне я платил двадцать серебряных в неделю. – Он придирчиво и вместе с тем небрежно окидывает меня взглядом. Как будто решает, чего я стою и не будет ли цена слишком высока. Ему явно очень не хочется переплачивать. – Ты будешь получать пятнадцать. Не обижайся, но выглядишь ты недостаточно хорошо, чтобы своей мордашкой скрашивать мои скучные серые будни. Да и твой рабский статус тоже мне не на руку.

— Почему бы тогда не выбрать кого-то посимпатичнее и без клейма?

Он улыбается, давая понять, что как минимум ему интересны мои прямые вопросы.

— Потому что у меня добрая душа, и, по меньшей мере, одно из сердец знает, что такое сострадание.

Я не верю ни единому слову. Сострадание – это когда вы видите щенка в луже,