целей торговли и, в отличие от ахейских колоний, были универсально расположены в лучших морских гаванях и местах высадки»131. Мы можем быть вполне уверены в том, что в случае ионических колоний, и также можем предположить, что в других таких случаях основатели этих городов были не землевладельцами, а торговцами-мореплавателями.

Но такие морские государства или города, в строгом смысле, возникли не только в результате воинственных завоеваний, но также и в результате миролюбивых начинаний, в результате более или менее разнообразного мирного вторжения.

Однако там, где викинги встречались не с миролюбивыми крестьянами, а с феодальными государствами на примитивной стадии, готовыми сражаться, они предлагали и принимали условия мира и оседали в качестве колоний торговцев.

Нам известно о таких случаях в любой части мира, в гаванях и на рынках, расположенных вдоль берега. В качестве примеров, с которыми немцы лучше всего знакомы, мы можем привести поселения северогерманских торговцев в странах вдоль Немецкого океана и Балтийского моря, немецкий металлургический завод в Лондоне, Ганза в Швеции, в Норвегии на острове Шонен и в России в Новгороде. В Вильне, столице великих князей литовских, была такая колония; и в Фондако деи Тедески в Венеции — другой пример подобного учреждения. Незнакомцы почти в каждом случае оседают как компактная масса, землячество, подчиняясь своим собственным законам и своей собственной юрисдикции. Они довольно часто приобретают большое политическое влияние и даже иногда простирают свое господство над государством.

Можно было бы представить, что следующая история от Ратцеля, касающаяся побережья и островов Индийского океана, была бы современным повествованием о финикийском или греческом вторжении в Средиземное море примерно в 1000 году до нашей эры: «Все народы, так сказать, были наполнены торговлей, в особенности умные, ревностные и вездесущие малайцы из Суматры, а также коварные буги-целебцы. Их можно встретить в любом месте от Сингапура до Новой Гвинеи. В последнее время, особенно на Борнео, они массово иммигрировали по призыву вождей Борнео. Их влияние было настолько сильным, что им было позволено управлять собой в соответствии со своими собственными законами, и они чувствовали себя настолько сильными, что неоднократно пытались добиться независимости. Ачинцы ранее занимали аналогичную позицию. Малакка стала основным рынком сбыта для малайцев из Суматры, и после ее упадка Ачин стал самой посещаемой гаванью дальнего востока, особенно в первой четверти семнадцатого века, в ключевой период развития этого уголка мира»132.

Следующие из бесчисленных случаев демонстрируют нам универсальность этой формы поселения: «В Урге, где они политически доминируют, торговцы собрались вместе в отдельный китайский город»133. «В еврейских государствах были ‟маленькие колонии” иностранных торговцев и механиков, расположенных в разных кварталах городов. Здесь, под защитой царя, они могли жить в соответствии со своими религиозными обычаями»134. Мы также можем сравнить это с Первой Книгой Царств 20, 34135. «Военный успех противника, царя Дамаска, заставил Ефраимского царя Омри дать арамейским купцам возможность использовать определенные части города Самарии, где под царской защитой они могли торговать. Позже, когда ход войны благоприятствовал его преемнику, Ахаву, последний требовал такую же привилегию для ефраимских купцов в Дамаске»136. «Жители Италии, где бы они ни находились, держались вместе как сплоченные и организованные массы, солдаты как легионеры, торговцы всех крупных городов как корпорации, в то время как римские граждане проживали или жили в различных провинциальных округах, были организованы как ‟собрание римских граждан” с собственным общинным правительством»137.

Мы можем также вспомнить средневековые гетто, которые, до великого преследования евреев в Средние века, были похожими торговыми колониями. Поселения европейцев в портах сильных иностранных империй в настоящее время демонстрируют нам схожие корпоративные организации, имеющие свою собственную конституцию и (консульскую) юрисдикцию. Китаю же, Турции и Марокко приходится продолжать терпеть свое низкое положение, в то время как недавно Япония смогла избавиться от этого признака.

Самое интересное во всех этих колониях, по крайней мере для нашего исследования, состоит в их общей тенденции распространять свое политическое влияние на полное господство. И этому есть веская причина. Торговцы имеют массу движимого богатства, которое, вполне вероятно, может использоваться в качестве решающего фактора для политических потрясений, постоянно беспокоящих все феодальные государства, будь то при международных войнах между двумя соседствующими государствами или при внутринациональных войнах, таких как войны за престол или право престолонаследия. В дополнение к этому колонисты во многих случаях могут полагаться на силу, власть и поддержку своего родного государства, основывая свои претензии на кровных узах и необычайно сильных коммерческих интересах; в то же время существует и такой факт, что во многих случаях они имеют в своей воинственной морской народности и в своих многочисленных рабах собственную эффективную и компактную силу, при помощи которой они способны достичь очень многого в ограниченной сфере.

Следующая история — о роли арабских купцов в Восточной Африке, как мне кажется, показывает исторический тип, до сих пор недостаточно оцененный: «Когда Спик, как первый европеец, совершил эту поездку в 1857 году, арабы были купцами, живущими как чужаки на земле. Когда в 1861 году он прошел тот же путь, арабы представляли великих землевладельцев с богатыми сословиями и вели территориальную войну с местным правителем. Этот процесс, неоднократно встречавшийся во многих других регионах внутренней Африки, является необходимым следствием баланса власти. Иностранные торговцы, будь то арабы или суахели, просят о привилегии транзита и платят за нее дань; они создают склады, которые предпочитают вожди, так как они, как им кажется, и удовлетворяют их тщеславие, и расширяют их связи; затем, вызывая подозрения, притеснения и преследования вождей, торговцы отказываются платить им пошлины и сборы, которые так же выросли с ростом их благосостояния. Наконец, в одном из неизбежных сражений за преемственность арабы встают на сторону одного из претендентов во власть, если он довольно легко поддается их влиянию, и, таким образом, попадают во внутренние политические распри страны, и далее принимают участие в зачастую бесконечных войнах»138.

Эта политическая деятельность торговых жителей (metoikoi) является регулярно повторяющимся примером. Ратцель пишет: «В Борнео из поселений китайских золотоискателей развивались отдельные независимые государства»139. Собственно, вся история колонизации европейцами Нового Света представляет собой серию примеров закона, по которому обладающие любой превосходящей силой фактории (поселения) или более крупные поселения иностранцев имеют тенденцию к наращиванию собственного господства, если только они не относятся к примитивной категории простого пиратства, например такого, как испанские и португальские завоевания или компании из Восточной Индии, как английские, так и голландские. «За океаном, между Рейном и Шельдой, лежит