Шрифт:
Закладка:
Боже мой! «Чикен Папай»…
Это было сущее наваждение. Чэнс был повсюду. Я сгребла куриные наггетсы и впилась в сочное мясо зубами. Джереми тоже протянул руку и схватил один из кусочков.
– Эй, руки прочь от моих наггетсов, – шутливо произнесла я и тут же вспомнила, как говорила почти те же самые слова Чэнсу в день нашей первой встречи. Воспоминания, связанные с подобными мелочами, накатывались волнами и всегда приносили с собой невыносимую боль.
Я внезапно прекратила жевать.
Джереми отложил свой бутерброд и спросил с набитым ртом:
– С тобой все в порядке?
– Да, все нормально.
– Ты что, разозлилась, что я украл твой наггетс?
Я натянуто улыбнулась.
– Нет-нет… Дело совсем в другом.
Джереми наклонился ко мне.
– Тогда что случилось?
Опуская глаза, я произнесла:
– Ничего особенного.
– Обри, совершенно очевидно, что тебя что-то расстроило. Ты сначала набросилась на еду и жевала, как автомат, а потом вдруг потеряла к ней интерес. В чем все-таки дело?
Выражение моего лица было красноречивее многих слов.
– Ты можешь рассказать мне все, – сочувственно произнес он.
Мне хотелось с кем-нибудь поделиться своими горестями, ведь я так и носила все это в себе. Ни одна душа на свете не знала, что со мной произошло.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Действительно хочу.
В течение следующего часа я вылила на Джереми все, что произошло между нами с Чэнсом. Он слушал очень внимательно, не вынося никаких суждений, и для меня было огромным облегчением дать волю словам и эмоциям.
Джереми медленно кивнул, скрестив руки на груди и сочувственно улыбаясь.
– Ну, тогда это все объясняет…
– Что ты имеешь в виду?
– То, как ты закрываешься, когда я намекаю, что неплохо бы сходить куда-нибудь вместе.
– Значит, ты это заметил?
– Конечно. Я замечаю все, что касается тебя. – Он опустил глаза, явно испытывая смущение от того, что признался в своих чувствах, хотя и довольно иносказательно. Потом, подняв голову, он произнес: – Ты мне действительно очень нравишься, Обри.
– Ты мне тоже нравишься. Мне не хотелось бы, чтобы ты считал, что мои сомнения связаны с тобой.
Он положил руку на мое плечо.
– Послушай… Теперь, когда я знаю причину твоей сдержанности и закрытости, думаю, тем более важно сходить куда-нибудь развлечься. Обещаю, что не буду ждать ничего определенного от этих отношений. Просто позволь мне быть твоим другом. И если отношения получат продолжение, я буду счастлив. Если же этого не произойдет и события будут развиваться по пессимистическому сценарию, что ж, в любом случае, мы просто хорошо проведем время вместе.
Я улыбнулась.
– Значит, ты прямо сейчас, без намеков приглашаешь меня на свидание?
– Да. Все, что я прошу, это воспользоваться шансом. Ну как, пойдешь со мной на свидание?
Воспользоваться шансом…
Я не называла имени Чэнса, когда рассказывала Джереми свою историю, это просто странное совпадение, своего рода ирония судьбы.
– Значит, предлагаешь воспользоваться шансом, так?
– Конечно.
– Хорошо, Джереми. Я, пожалуй, им воспользуюсь.
Два года спустя
Чэнс
Я сжимал и разжимал кулаки, сидя на узкой жесткой койке, к которой так и не привык за эти два года. Этого дня я ожидал с томительным нетерпением, и все же, чем ближе приближался момент, когда я выйду отсюда, тем больше росло мое беспокойство. Оглядывая серые мрачные стены нашей убогой тесной камеры, я с трудом верил, что этот день все же настал.
Я встал и прошелся, нервно разминая суставы пальцев.
– Черт тебя возьми, парень! Что с тобой происходит? – недовольно пробурчал мой сокамерник Эдди. – Ты же вроде с таким нетерпением этого ждал.
– Ты еще узнаешь, каково это, когда придет твой день.
– У-ух! У меня крышу снесет к чертовой бабушке – вот как это будет! Случайно не хочешь поменяться местами? Я бы сплавил половину мозгов, только бы оказаться на твоем месте.
– Не сомневаюсь. Только не думай, что скорое освобождение меня не радует. Просто многое сильно изменилось с тех пор, как я попал сюда. Это место… я уже привык к нему. Уйти отсюда – все равно что нырнуть в черную дыру. Здесь, по крайней мере, я знаю, что меня ждет завтра.
– Прошло всего два года, а не сорок.
– За эти два года многое могло случиться, дружище. Я слишком хорошо узнал, как это бывает.
После этих слов на сердце стало еще тяжелее. Два года назад у меня была мать. Ее больше нет. Моя мама умерла. Мне больно осознавать, что ее больше нет на свете. Одного этого достаточно, чтобы спрятаться здесь от реальности. Мама страдала от аневризмы, получила ее во время дорожного происшествия где-то год назад. А я был заперт здесь и не смог даже попрощаться с ней, когда она боролась в больнице за жизнь, и этого я себе никогда не прощу.
На моей совести много поступков, которые я никогда себе не прощу.
Следующий вопрос Эдди был словно удар под дых.
– Ты будешь искать ее?
– Кого?
Конечно, я знаю, кого он имеет в виду.
– Ты знаешь, кого.
Я в растерянности запустил пальцы в волосы.
Ну, какого черта он заговорил о ней.
– Нет, – отрезал я непреклонно.
– Так-таки и нет?
Я повторил еще тверже:
– Нет!
– Почему это?
– Да потому, что прошло уже два гребаных года. Вероятно, она уже вышла замуж и даже родила ребенка. И есть еще одна маленькая деталь – она ненавидит меня за мой поступок и наверняка даже желает мне смерти за то, что разбил ее сердце, черт бы меня побрал!
Я вовсе не собирался болтать с Эдди об Обри. У меня никогда не возникало желания хоть с кем-нибудь обсуждать наши с ней отношения, особенно обстоятельства, при которых я покинул ее.
Однажды ночью я, видимо, бормотал во сне, повторяя: «Обри, прости. Прости меня, негодяя». Это разбудило Эдди, и тот вытянул из меня почти всю историю. Сны повторялись снова и снова, и Эдди, которого все это порядком достало, окрестил мои сновидения ее именем. «Ночью к тебе приходила Обри».
– Ты не можешь знать наверняка, желает она тебе зла или нет.
