в июле 1631 года, значатся Стивен Бродбрук, его жена и двое детей. Соответственно, Джоан Бродбрук могла быть либо женой, либо дочерью Стивена. Больше никто из других болтиморцев не отмечен в списках как выкупленный Эдмундом Карсоном. Сто пять человек исчезли без следа. Есть записи, что одна женщина в 1634 году выкупила сама себя, но об остальных нам совсем ничего не известно. Ни в одном документе не отмечено, чтобы кто-то из них однажды возвратился в Болтимор.

По прошествии некоторого времени после возвращения Мурат-реиса из Ирландии ему на удивление перестало везти – он даже попал в плен к мальтийским рыцарям – впервые в своей жизни. Когда пришло известие об этой беде, наш старый приятель отец Дан находился в Алжире. «Однажды я увидел на улице более сотни женщин, беспорядочной толпой спешивших утешить жену этого ренегата и корсара [Мурат-реиса]; что они и сделали, соперничая друг с другом в выражении своей скорби и печали, не обходясь и без плачей, как искренних, так и притворных, ибо таков их обычай при наступлении столь горестных и фатальных обстоятельств».

В 1640 году – никто не знает, как, – Мурат-реису удалось освободиться или сбежать от грозных рыцарей «Веры» и снова объявиться в знакомых краях. Он вернулся в Марокко, где султан решил назначить его наместником крепости Уалидия, неподалёку от прибрежного города Сафи, по соседству со старыми угодьями Сале. По выражению Куандро, это была своего рода «золотая пенсия» для постаревшего пирата.

30 декабря [Куандро указывает дату 24 декабря] того же года голландский корабль прибыл в Сале [на самом деле в Сафи], где Янс был наместником крепости. На борту корабля находился новый нидерландский консул, привёзший с собой небольшой, но приятный сюрприз для пирата – его дочь Лизбет, теперь превратившуюся в привлекательную молодую женщину.

Встреча растрогала всех очевидцев. Янс «с большой помпой восседал на ковре с шёлковыми подушками, окружённый со всех сторон слугами». Когда отец и дочь встретились, «они оба расплакались, и поговорив с ней некоторое время, он отбыл по-королевски». Предполагалось, что Лизбет останется со своим отцом до следующего августа в его замке в Маладии, в нескольких милях от берега, «однако, по всеобщему мнению, на борту ей уже надоели и эти люди, и эта страна». В любом случае, она вернулась в Голландию, и больше мы ничего о ней не слышим. Возможно, Лизбет вышла замуж за богатого голландца, не имевшего никакого отношения к морю или к Марокко.

Никто не знает, как окончил свои дни Янс. Единственная и устрашающая подсказка, которая у нас есть, содержится в его биографии, написанной школьным наставником Остзаном и заканчивающейся словами: «Свою жизнь он закончил очень плохо»10.

Разумеется, будучи пиратом, Мурат должен был кончить плохо. Но здесь благочестивый биограф не может призвать даже чуму (как в случае капитана Уорда), чтобы вызвать в воображении некую устрашающую и поучительную кончину Яна Янса. Судя по всему, он умер во сне в своей постели – возможно, даже по милости Аллаха.

VIII. Календарь корсара

На протяжении нашего исследования мы использовали слова корсар и пират так, словно они являются синонимами, но на самом деле это не совсем так. В строгом смысле слова, пират – это преступник, орудующий на море, тогда как корсар действует как приватир, имеющий «каперское свидетельство», или полномочия от одного правительства нападать на суда другого. Приватир считается преступником только с позиции тех кораблей, которые он атакует, по его же собственному суждению, он совершает легитимное военное действие. В случае корсаров ситуация усложняется понятием религиозной войны, стоящей выше национальных интересов. Алжир, Тунис и Триполи снаряжали приватиров от имени Высокой Порты, а она ожидала от корсаров уважения ко всем заключённым османами договорам и отказа от нападений на страны, состоящие в мире с Турцией. Несколько раз предпринимались попытки навести дисциплину среди тех корсаров, кто нарушал эти правила. Если такие попытки были нерешительными и, как правило, безуспешными, то корсары – в соответствии со своими собственными принципами – просто подчинялись более высокой силе, требованиям постоянного джихада. Браун приводит цитаты из марокканских историков, чтобы показать идеологические основы действий Сале:

В разделе, озаглавленном «Флот Священной Войны, или Салийское пиратство» (устуль аль-джихад ау аль-карсана ас-салауийа), Мухаммад Хаджи указывал, что пиратство (по-арабски – карсана) не следует понимать, исходя из значений, произошедших от изначального латинского слова в иностранных языках, а именно во французском, где слово course означает каперство. «Скорее, – отмечает он, – под салийскими корсарами я подразумеваю тех андалусийских и марокканских воинов (муджахидов), кто отважно бороздит океанские волны, чтобы защищать территорию родины или восставать против испанцев, обрёкших мусульман аль-Ан-далуса на тяжелейшие страдания и несправедливо заставивших их покинуть родные дома и владения».

Таким образом, для граждан Сале война и грабёж на морских просторах или у берегов Европы оправдывались как продолжением священных войн предыдущих династий, так и защитой своих берегов такими, как аль-Аййаши. Корсары, «люди благородного и гордого нрава», получали благословления святых Сале и были интегрированы в городское сообщество. Это, однако, не отрицает тот факт, что, по крайней мере, некоторые пираты были ренегатами, и изначальной целью их прибытия в Сале было получить свою долю от богатств, приобретённых путём «священной войны». «Взгляните на родословную семейства Хассар и вы обнаружите старинную шапку христианского матроса. Происхождение семейства Фениш от улуджей [рабов-христиан] – тайна не большая, чем голубой цвет их глаз», – такие пустяшные комментарии всё ещё слышны на улицах Сале, когда люди говорят о ком-то из старых ренегатских родов города. Хотя в Сале их называли асламисами (разг., обратившиеся в ислам), их происхождение не было препятствием ни для полного принятия норм и ценностей сообщества, ни для достижения высоких позиций во власти в этом обществе. Давление в Сале, подталкивавшее к социальной и культурной интеграции, делало из этих пиратов-ренегатов воинов веры»1.

Разумеется, Сале-Рабат в первой половине XVII века не зависел ни от каких иноземных правителей, но снаряжал корсарские экспедиции во имя республики; а республика более или менее и состояла из самих корсаров. Алжир, Тунис и Триполи были названы «корсарскими государствами», но, по правде сказать, лишь Сале заслуживает такого определения.

Лорейс а Кастро. Морской бой с варварийскими корсарами.

После 1681

Понять разницу между пиратом и приватиром легче всего, изучив, как по-разному они распределяли добычу. Капитаны у пиратов очень часто забирали себе только полторы или две доли, другие командиры