представляет собой диалог между людьми, при построении этой теории следует рассматривать комплексы как одного, так и другого участника общения. Всякий диалог, который вторгается на территорию, ограждаемую страхом и сопротивлением, угрожает чему-то жизненно важному и заставляет одну из сторон интегрировать свою целостность, тогда как другой вынужден занимать более широкую позицию. Он тоже по необходимости стремится к большей цельности, потому что иначе не сможет проникать в диалоге все дальше на территорию, охваченную страхом. Никакой исследователь, сколь угодно непредвзятый и объективный, не сможет позволить себе не учитывать собственные комплексы, ибо автономия тем свойственна не в меньшей степени, чем комплексам всех прочих людей. Фактически он не в состоянии их игнорировать, потому что они не игнорируют его самого. Комплексы во многом суть неотъемлемая часть психической конституции, которая является наиболее предубежденной частью любого индивидуума. Эта конституция в итоге безапелляционно решает, какой именно психологический взгляд надлежит принять конкретному человеку. В том и заключается неизбежная ограниченность психологического наблюдения: его ценность зависит от личности наблюдателя.

[214] Посему психологическая теория описывает, прежде всего, психическую ситуацию, которая возникает в диалоге между неким отдельным наблюдателем и некоторым числом наблюдаемых им людей. Диалог ведется преимущественно в области сопротивления, вызываемого комплексами, и сам характер этих комплексов с неизбежностью оказывается привязанным к теории, становится, в широком смысле слова, агрессивным, поскольку задействуются комплексы, лежащие в основании общественного мнения. Вот почему все современные психологические построения не только противоречивы с объективной точки зрения, но и провокационны. Они заставляют публику живо реагировать, высказываться либо за, либо против теории, а в научных дискуссиях стимулируют эмоциональные споры, вспышки догматизма, переход на личности и тому подобное.

[215] Из всего сказанного напрашивается вывод, что современная психология своими исследованиями комплексов вскрыла табуированные области психического, опутанные страхами и надеждами. Комплексы представляют собой реальное средоточие психического беспокойства, причем отзвуки этого беспокойства слышны настолько далеко, что современным исследователям-психологам не приходится рассчитывать в ближайшее время на спокойную работу, поскольку покой предполагает некоторую согласованность научных мнений. Но современная психология комплексов очень далека от согласия, на мой взгляд, находится даже дальше, чем воображают заядлые пессимисты. Ведь с открытием несовместимых элементов нам открылся всего один сектор бессознательного и был обнаружен всего один источник страха.

[216] Без сомнения, всем запомнится всплеск общественного негодования после публикации работ Фрейда. Столь яростная реакция публичных комплексов заставила Фрейда укрыться в изоляции, что навлекло на него и на его школу обвинение в догматизме. Все психологи-теоретики, работающие в данной области, подвергаются такому же риску, ибо они изучают то, что напрямую воздействует на неконтролируемые силы человеческой природы – на numinosum[169], используя выражение Рудольфа Отто[170]. Там, где начинаются владения комплексов, заканчивается свобода эго, поскольку комплексы суть психические агенты, глубина натуры которых пока не измерена. Всякий раз, когда исследователь делает шажок в направлении tremendum[171], публика, как и раньше, приходит в негодование, и это можно сопоставить с поведением пациентов, которых в терапевтических целях вынуждают потревожить свои комплексы.

[217] Для непосвященного мое изложение теории комплексов, вероятно, выглядит как описание примитивной демонологии или психологии запретов. Такая специфическая нотка объясняется тем, что существование комплексов, фрагментов расщепленной личности, есть вполне узнаваемое остаточное проявление первобытного мышления. Примитивный разум характеризуется высокой степенью расщепленности, которая выражается, например, в том, что первобытные люди убеждены в наличии у них нескольких душ (в одном случае – целых шести), помимо огромного количества богов и духов, о которых не просто говорят, как принято у нас, но которые очень часто даруют чрезвычайно острые психические переживания.

[218] Я хотел бы воспользоваться этой возможностью и отметить, что я употребляю слово «первобытный» в значении «первичный, примордиальный», не вкладывая в него никакой качественной оценки. А когда рассуждаю об «остаточных проявлениях» первобытного мышления, я вовсе не имею в виду, что рано или поздно это мышление исчезнет. Напротив, я не вижу причины, по которой оно не должно существовать до самого исчезновения человечества. До сих пор, в общем-то, оно не претерпело серьезных изменений, а мировая война[172] и ее последствия привели к значительному усилению его проявлений. Потому я склоняюсь к мнению, что автономные комплексы следует причислять к обыденным явлениям жизни, составляющим структуру бессознательной психики.

[219] Как нетрудно заметить, я уделил основное внимание описанию исключительно существенных особенностей теории комплексов. Я сознательно воздерживаюсь от заполнения оставшихся «пустот» описаниями проблем, обусловленных самим фактом существования автономных комплексов. Нам придется так или иначе решать три важнейшие задачи – это терапевтическая, философская и нравственная стороны проблемы. Все они еще ожидают своего рассмотрения.

IV. Значение конституции и наследственности для психологии

Впервые опубликовано в: Die medizinische Welt (Berlin), III: 47 (Nov., 1929), p. 1677–1679.

Значение конституции и наследственности для психологии

[220] По мнению нынешних ученых, не приходится сомневаться в том, что индивидуальная психика в значительной мере зависит от физиологической конституции; более того, найдется не так уж мало людей, которые считают указанную зависимость абсолютной. Сам я не стал бы заходить настолько далеко, но отметил бы, что корректнее в сложившихся обстоятельствах признавать психическое относительно независимым от физиологической конституции. Разумеется, в пользу этого утверждения нет никаких неопровержимых доказательств, однако нет и доказательств того, что психика находится в полной зависимости от физиологической конституции. Не следует забывать, что психическое – это X, а конституция – дополняющее его Y. Оба они, по существу, являются неизвестными факторами, которые лишь недавно начали обретать более ясную форму. В целом же мы пока слишком далеки от того, чтобы хотя бы приблизительно понять их природу.

[221] Пускай невозможно установить связь между конституцией и психическим в индивидуальных случаях, такие попытки, тем не менее, многократно предпринимались, но в результате мы получали всего-навсего очередное ничем не подкрепленное мнение. Единственным методом, который в настоящее время способен привести к сравнительно надежным результатам, видится метод типологический, который Кречмер[173] применял к изучению физиологической конституции, а я сам – к исследованиям психологической установки. В обоих случаях этот метод опирался на широкий эмпирический материал, и, пусть индивидуальные вариации, по сути, нейтрализовали друг друга, определенные типические признаки проступали все явственнее, что позволило вывести некоторое число идеальных типов. Эти идеальные типы, конечно, на практике никогда не встречаются в чистом виде; они всегда будут индивидуальными вариантами того или иного общего принципа, лежащего в их основании (можно сопоставить их с кристаллами, которые, как правило, суть индивидуальные варианты одной и той же изометрической системы). Физиологическая типология стремится прежде всего