Шрифт:
Закладка:
Смерть матери и расставание с отцом глубоко травмировали девочку, и она интуитивно старалась об этом не думать.
Будучи не по годам развитой, Элизабет словно чувствовала, что предаваться отчаянию в это утро не просто нельзя - опасно.
- Моя любимая мамочка - на небесах, а папа за мной придет, - твердила она себе.
Эхо принесло лошадиное ржание, а потом и стук копыт, и Элизабет поспешно нырнула за куст. Мимо крупной рысью проскакал всадник. Удивленная, она проводила его взглядом. Вскоре где-то далеко хрипло рыкнул какой-то зверь. Элизабет испугалась и решила, что ей нужно идти дальше, но только прячась за деревьями.
Появление мужчины в широкополой черной шляпе заставило ее замереть на месте. Он тоже ее увидел и вскрикнул от удивления.
- Вот те на! Что ты делаешь в парке совсем одна? - спросил он. - Ты же та малышка, что была со мной на одном пароходе, верно?
Альфонс Сютра улыбнулся. Элизабет сразу его узнала.
- Где твой отец? - продолжал допытываться дрессировщик. - Надо же, как рано вы ходите гулять в Сентрал-парк!
К его южному, с раскатистым «р» выговору она уже успела привыкнуть, поэтому приободрилась и подошла. Дрессировщик отметил про себя следы слез на немытых щеках, грязное платье и спутанные волосы под измятым ситцевым чепцом.
- Совсем замарашкой стала, - прокомментировал он. - Святые Небеса,[20] что же с тобой стряслось?
Он думал о смерти ее матери, но вслух об этом говорить поостерегся.
В глаза ему Элизабет старалась не смотреть, и все же он заметил, что она украдкой поглядывает по сторонам.
- Наверное, тебе интересно, куда я подевал своего мишку? Вот, завел новые привычки: отпускаю Гарро побродить на свободе, в парке-то в этот час посетителей нет. Но это ненадолго, скоро набегут!
Мужчина вынул из плечевой сумки краюшку хлеба и впился в нее зубами.
- По первому свистку Гарро меня найдет. Очень удобно! А ты что не отвечаешь? Где твой отец?
- Не знаю, вчера вечером ему сделали больно, - едва слышно пробормотала девочка.
- Как это? Кто?
- Не знаю, - вздохнула Элизабет.
Озадаченный, Альфонс Сютра проглотил последний кусок хлеба и достал из кармана металлический свисток. Звук получился такой странный, что девочка вздрогнула.
- Стой на месте, когда придет медведь. Я сразу надену ему намордник.
Дрессировщик, с хитрой усмешкой на тонких губах, снова порылся в полотняной сумке, а потом показал девочке цепь, на которой обычно водил своего зверя.
- Одно мне ясно, моя крошка: ты в беде, - сказал он. - Бродить ночью по улицам Нью-Йорка - весьма сомнительное удовольствие. Думаю, отца ты больше не увидишь, но я могу взять тебя к себе. Подсоберу монет, и купим тебе красивое платье - будешь собирать деньги у публики! Подаяние!
- Подаяние?
Это слово напомнило Элизабет о недавнем прошлом. По воскресеньям они с родителями обязательно ходили на мессу. Мама наряжала ее в красивое розовое платье с кружевным воротничком и говорила:
- Держи, милая, монетку! Это для подаяния.
Элизабет аккуратно опускала серебряную денежку в свой маленький кошелек из бархата, с вышивкой. И когда хорист в церкви обходил прихожан с корзинкой для сбора пожертвований, она с серьезным видом исполняла свою обязанность.
- Подаяние? Как в церкви? - переспросила она.
- Нет, конечно! Это деньги, которые мне бросают люди, когда Гарро станцует, а они похлопают. Хм, может, и тебя поставить танцевать рядом с ним? Со мной от голода не умрешь, уж поверь!
Медведь появился через мгновение, раздвинув два тонких деревца.
Огромный, он шел на четырех лапах, оскалив два ряда страшных зубов. Элизабет при виде него попятилась.
- Ко мне, Гарро! - приказал хозяин. - Хватит, нагулялся. Надеваем намордник. Вот, крошка, скоро и ты сможешь его погладить! Вам надо привыкать друг к дружке… Сегодня вечером пойдем к моим кузенам, я у них живу. На зиму они сняли конюшню - чтоб было где держать наших мишек. Ты проголодалась?
- Да, мсье. И пить тоже хочется.
- Так чего ж до сих пор молчала? На вот, доешь, что осталось от хлеба, и глотни из фляжки.
Гарро, в кожаном наморднике, сел на задние лапы и теперь следил за каждым движением ребенка своими черными глазами. Элизабет с удовольствием бы его погладила, но спросить позволения не рискнула.
Альфонс Сютра протянул ей хлеб, а потом и стаканчик из белой жести, в который плеснул немного розоватой жидкости.
- Это тебя взбодрит, - пообещал он.
- Спасибо, мсье! - шепотом отвечала девочка.
Безостановочно болтая, как это свойственно его соотечественникам горцам, дрессировщик опасливо озирался по сторонам. Он покинул родину с ее трудной жизнью, чтобы разбогатеть, очарованный американской мечтой так же, как и миллионы эмигрантов до него. И девчонка ему в этом поспособствует: публика больше растрогается, и его доходы от представлений возрастут.
- Лучше не попадаться на глаза полицейским, - пробормотал он после недолгого раздумья. - Если они будут что-то у тебя спрашивать, скажи, что ты моя племянница. Моя племянница Мари. Мы оба говорим по-французски, так что поверят как миленькие!
- Но ведь это ложь, - смутилась Элизабет.
- Думаешь, в сиротском приюте тебе будет лучше?
- Мсье, а что такое приют?
- Это такое место, куда забирают детей, у которых не осталось родственников. Посадят тебя под замок, будешь делать все, что прикажут. Так что лучше слушайся меня, кроха!
А вон и полицейские! Двое! Легки на помине! Идем!
Элизабет рассудила так: дрессировщика она боится, оказаться взаперти в приюте не хочет. К тому же папа наверняка будет ее искать.
- Куда ты, дурочка? - воскликнул Альфон Сютра, когда она развернулась и со всей быстротой, на какую только были способны ее маленькие ножки, побежала прочь.
От вина, разбавленного водой, у Элизабет слегка закружилась голова. В правой руке она все еще держала кусочек хлеба. И никогда, никогда в жизни она не бегала так быстро…
Вскоре на холме она увидела замок[21] - красивый, как из сказки. Он очень отличался от замка Гервиль, но Элизабет решила, что там она и спрячется, если, конечно, успеет до него
