Шрифт:
Закладка:
Если она уступит этому… может, он и пригласит сюда, в лесной дом, боевых магов. Но кто даст гарантию, что потом по этому государству, о котором она совсем ничего не знает, не разнесётся слух, что она… Придётся возвращаться в имение матери…
Она не встала, а с трудом выбралась из-за стола. Чуть откашлялась, потому что в горле вдруг вспух ком, мешавший и говорить, и дышать. Хотелось закричать в лицо мужчине, который ждал её решения, причём ничуть не сомневаясь в нём: «Мне очень хочется ударить вас по лицу! И не сделаю это только по одной причине: я знаю, что вы сильней и ловчей. Вы перехватите мою руку, обозлитесь. И эта злость уже позволит вам не ждать моего согласия на…»
Нет, она выбралась и, глядя этому в глаза, безжизненным голосом, который сама прочувствовала, сказала:
— Вы такой же, как измигун. Не оставляете надежды на милосердие. Спокойной ночи.
И поспешно выскочила из кухни, страшась, что он её догонит. А кухонная дверь закрывалась очень плотно — Алиса это уже знала. Если что — никто не услышит.
Успокоилась, только оказавшись у лестницы, где и застыла ненадолго. Там, где устроились спать мужчины, было так темно, что разглядеть человеческие фигуры довольно сложно. Лошади вздыхали и всхрапывали, едва намеченными силуэтами вырисовываясь во тьме: горевшая свеча стояла только на цоколе камина. И со всех сторон — шуршание и скрежет… Как только мужчины спят под эти жутковатые звуки…
Подхватив передние полы юбки-распашонки, Алиса побежала по лестнице. Верхние ступени, совсем скрытые от свечного огня, прятались во мраке. Именно здесь, в самом тёмном месте лестницы, Алиса и присела. И выплакалась — беззвучно, но с такой горечью, какой от себя не ожидала.
Сначала переживала разговор с Мичилом и думала о человеческой гнусности. Слёзы хлынули с новой силой, как только Алиса вспомнила о возвращении в имение матери. Пока представлялось, что они, втроём, избегнут страшной смерти, уйдя из лесного дома, было ещё ничего. Но только сейчас девушка поняла и увидела во всей красе, что ждёт её дома. Ведь к матери она вернётся оболганной. Если мать здесь та, что была в том мире, Алисе либо ходить по улицам с гордо поднятой головой, но ёжась от шепотков за спиной, либо свету белого не видеть, спрятавшись в доме…
Если бы не Виктор и Лула…
Она осталась бы в лесном доме, несмотря на угрозу измигунов. Он не потерял своего очарования даже сейчас, когда обнаружилось, что его стены — слишком хлипкая защита от кошмарных тварей. И он же — единственное пристанище для человека, который в этом не познанном им мире пребывает лишь третьи сутки. Он убежище — единственное понятное и «обретённое» на законных основаниях.
Она всё сидела на лестнице и даже не дрогнула ни единой чёрточкой лица, когда слёзы хлынули новым потоком. Дом придётся оставить и вернуться к матери. Оставить место, где целые сутки чувствовала себя свободной и счастливой, несмотря на неустроенность… Ради брата и ни в чём неповинной девочки из многодетного семейства она это сделает. Вернётся в материнский дом, которого никогда в жизни не видела и который даже сейчас вызывает отторжение, потому что там не будет свободы.
«Хватит! — сердито велела себе Алиса, вытирая слёзы. — Значит, судьба такая. И иди спать. А то доведёшь себя всеми этими мыслями — заревёшь в голос и всех перебудишь… И вообще… Думай о возвращении позитивно. Если там мама наша, та же, не желающая заниматься хозяйством, то здесь ей понадобится помощь, а потому мы с Витькой будем ей кстати. В любом случае, вместе мы легче… проживём неприятное время… — Она встала и тихонько прошла последние ступени лестницы. Неожиданная мысль кольнула её, когда она кралась мимо матрасов с Виктором и Куном. Присела на корточки возле Виктора. Нет, она и раньше знала, но мысль не обретала такой формы: — А ведь Бартлей понимал, что жить нам в этом доме еле-еле трое суток. Каким же надо быть гадом, если он даже Витьку не пожалел! Брат ведь совсем мальчишка ещё!»
А когда укладывалась спать напротив Лулы, хмуро подумала: «И девочка тоже… Она ведь не хочет возвращаться к своей семье…»
Проснулась рано утром. Подумала, с чего бы начать день, как хозяйке. И вздохнула: с неприятного, но необходимого дела.
Последним дежурил дан Герхард. Проходя мимо него, сидевшего в кресле, Алиса чуть улыбнулась ему, типа: «Доброго утра!», и заторопилась на крыльцо.
Пришлось проходить «сени», куда мужчины побросали мёртвых измигунов из холла. Алиса как-то предполагала, что дохлые твари, будучи мистическими существами, пропадут, едва солнце затеплится на горизонте. И шла в «сени» только проверить своё предположение. Увы, несмотря на уверения, что измигуны — пришельцы прямиком из ада, она шагнула в такое зловонное помещение, что едва не задохнулась, лишь раз вдохнув жуткие миазмы именно здесь.
Руки тряслись, пока она, придерживая дыхание, выдирала каминную кочергу из пазов засова. А открыв входную дверь, быстро опомнилась и закрыла дверь из холла в «сени», чтобы в дом эта гнилостная вонь со сквозняком не проникла.
Отдышавшись на крыльце, вернулась в холл, из него на цыпочках, чтобы не будить, прошла на кухню, откуда появилась с самыми ветхими тряпками. И, не дожидаясь пробуждения мужчин (ещё неизвестно — помогут ли), обмотала руки тряпками и начала выволакивать дохлятину из «сеней».
Вроде и не надо бы — если учесть, что скоро они все покинут дом, но, как представила, что ночные гости будут всё утро бегать из дома и обратно, как представила, что весь дом наполнится смрадом, так брезгливо стало. Так что хватала дохлого зверя за что попало — лишь бы тащить удобно было! — и волокла на крыльцо, бросая затем слева от лестницы. И старалась при
