— Ещё бы! — гордо выпятил грудь итальянец. — У нас с отцом свой грузовичок, мы на нём возим фрукты и овощи на рынок, где торгует моя мать.

— Тогда садись на моё место и отгони Бонанно этот лимузин. И вот тебе десятка баксов за услугу.

— Вы серьёзно, мистер? — поднял тот брови, невольно протягивая руку за деньгами.

— Серьёзней некуда.

На лице Анджело проявилось выражение неподдельной радости. Ну-ну, порадуйся, парень, некоторое время, пока люди Бонанно не заглянут в багажник. Хочется верить, что после этого ты останешься в живых.

— А почему вы сами не хотите это сделать? — На его лице промелькнула лёгкая тревога.

— Я слишком долго рыскал по Статен-Айленду и уже опаздываю на важную встречу, которая состоится, — я щёлкнул крышкой карманных часов, — ровно через сорок минут.

— A-а, понятно.

— А ты вызываешь у меня доверие. Тем более вряд ли кто рискнёт угнать машину самого Джозефа Бонанно.

— Это точно! — сверкнул белозубой улыбкой итальянец, нажимая педаль газа.

Проводив глазами удалявшийся «паккард», я поднял руку, останавливая первый встречный таксомотор.

— В Гринпойнт, — скомандовал я.

Пока обоснуюсь в ресторане, под боком у несчастного Андрея. Если итальяшки всё же нагрянут, со мной у него шансов выжить больше. Могут, кстати, и полицию натравить. Приедут с обыском, найдут в подвале замытые пятна крови… Поверят, что мясо разделывали? Анализ ДНК тут ещё не в ходу, можно отмазаться. Но полиция — совершенно фантастический вариант. Что им скажет Бонанно? Мол, моих людей покрошил какой-то Большой Иван? Для главаря одной из семей будет делом чести лично покарать обидчика. Иначе свои же просто перестанут уважать.

Ресторан работал как ни в чём не бывало, а Андрей к моему возвращению окончательно навёл порядок в подвале. Глянул на меня вопросительно.

— Машина у Бонанно, — сказал я. — Во сколько у тебя закрывается ресторан? В одиннадцать вечера? Закрой часов в девять, повесь на дверь табличку, что проводится санобработка. Ты уйдёшь домой, к своей молодой жене, а я останусь здесь, покараулю. Сторожа тоже гони, от твоего старика толку не много. Ключи от подвала оставь, кто знает, возможно, придётся удирать через чёрный ход. И дай чего-нибудь перекусить, а то с утра во рту ни крошки.

Андрей усадил меня в маленьком закутке для ВИП-персон, где мы только накануне сиживали с его отцом, и распорядился обслужить меня по высшему разряду. Молодой человек уже немного пришёл в себя, вновь стал похож на того делового ресторатора, каким я его увидел в первый раз.

Когда я перешёл к десерту в виде пирога с яблоками, снова появился Андрей:

— Ефим Николаевич, там отец звонит, не соизволите подняться в мой кабинет?

— Отчего же, соизволю, — поддержал я тональность диалога.

Чёрная эбонитовая трубка лежала на столе.

— Сорокин на проводе.

— А, здравствуйте, Ефим Николаевич! — услышал я возбуждённый голос Вержбовского. — Андрей не стал вдаваться в подробности произошедшего по телефону, лишь намекнул, что вы категорическим образом устранили четыре итальянские проблемы.

— Так и есть, самым категорическим, категоричнее некуда. Эти проблемы я отправил их хозяину с запиской, чтобы больше не пытался соваться к русским.

— Вот даже как, — крякнул подполковник. — А я, собственно, что звоню… Созвонился я с атаманом, сказал, что с ним хотел бы встретиться один русский, и он ответил, что готов принять гостей в любое удобное для нас время.

— Отлично, тогда, если всё будет нормально, через пару дней можно наведаться в их деревеньку.

— А что вы подразумеваете под словом «нормально»?

— Нормально — это если в течение двух дней к ресторану не приедут два десятка итальянских проблем с автоматическим оружием.

— Вот даже как!

— Не переживайте, я почему-то уверен, что этого не случится. Два дня подождем, а затем можете назначать встречу с казаками.

— А не влетит вам от вашего начальника, мистера… э-э-э… Лейбовица, что вы не ходите на работу?

— Вот уж чего я меньше всего опасаюсь, — усмехнулся я. — Впрочем, всё же ему позвоню, предупрежу, что несколько дней не смогу появиться в его лавке.

Джозеф Чарльз Бонанно не находил себе места. Гнев искал выхода, и Бонанно в сердцах швырнул об стену старинную вазу китайского фарфора, разлетевшуюся на множество красочных осколков. А ведь всего час назад он пребывал в прекрасном настроении! Тогда как раз подъехал его капореджиме[24] Эспозито Биньоли, рассказавший, что крупная партия наркотиков доставлена из Канады и находится на тайном складе в порту. За эту партию Бо-нанно отвалил почти два миллиона долларов, но надеялся с продажи зелья поиметь в десятки раз больше.

В превосходном настроении он пребывал, пока в кабинет не вошёл его консильери[25] и практикующий адвокат Джон Тартамелла. На лице Джона были написаны тревога и плохо скрываемый испуг. Бонанно сразу понял, что случилось неладное.

— Джо, тебе надо спуститься вниз, — произнёс тот на обычном в общении между собой итальянском. — Только ничего не спрашивай, сам всё увидишь.

Возле дома стоял «паккард», на котором уезжали решать дела с русским рестораном его капореджиме Джулио Пеларатти и трое «солдат». У открытого багажника стояло несколько человек, которые при появлении босса дружно отошли в сторону. Видок у всех был неважный.

Но ещё более неважный вид был у тех, кто находился в просторном багажнике. Например, Пеларатти, которого глава семьи знал почти двадцать лет, лежал с перерезанным горлом, и лицо его было белее бумаги. Не лучше выглядела и остальная троица. Бонанно сглотнул застрявший в горле ком, ему стоило огромных усилий не показать нахлынувшую вдруг слабость.

— Кто это сделал? — хрипло спросил он.

Вместо ответа, Джон протянул ему записку, найденную в багажнике.

По мере того, как Бонанно читал, лицо его наливалось краской. Закончив, он поднял тяжёлый взгляд на своего консильери.

— Джон, ты читал это?

— Нет, я увидел, что автор письма обращается к тебе, и не стал этого делать.

— Прочитай.

Дождавшись, когда консильери пробежит глазами текст, спросил:

— Это что, чья-то глупая шутка?

— Такими вещами не шутят, Джо. Понимаю, что у тебя творится на душе, но умоляю, не принимай скоропалительных решений. Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным, как говорил французский драматург Пьер Шодерло де Лакло.

— Всё умничаешь, Джон, — поморщился Бонанно. — Но в общем ты прав, спешить в таком деле не надо. А это кто? — Он кивнул на дрожавшего в страхе парня, которого придерживали под руки двое ребят из команды капореджиме Витторио Франко.

— Говорит, его зовут Анджело Перотти, я его как-то видел на рынке, там торгует его семья. Это он привёл машину сюда. Говорит, что его об этом попросил тот, кто