Ребята уходят в коттедж, я глубоко вдыхаю и бреду следом. Здороваюсь с теми, кого не видела, и приступаю к своим обычным обязанностям — расстилаю на строительном столе неиспользованную для розжига газету, достаю мерч и аккуратно раскладываю.

Вокруг мгновенно образуется небольшая толпа, футболки и украшения разлетаются за двадцать минут.

Юра ругается с техниками и двигает мониторы в глубину сцены — на сегодня ею стала площадка недостроенной лестницы, Ярик меняет струну на гитаре, Дейзи отрабатывает вступление, создавая неимоверный грохот и шум.

Ребята увлечены прогоном, но иногда Ярик отвлекается от великих дел, находит меня взглядом и пристально смотрит. Мы — лучшие друзья и сообщники, мы на одной волне, но об этом не знает больше ни одна живая душа…

Подпадаю под гипноз, таю, все вокруг перестает существовать, но чьи-то широкие плечи заслоняют обзор. Мгновенно узнаю длинную потертую бордовую рубашку в клетку и фокусируюсь на раскрасневшемся лице Юры — в зеленых глазах застыла смертельная усталость, ко взмокшему лбу прилипли черные пряди — это я красила их в цвет воронова крыла.

Вздрагиваю, но осаждаю себя — Юра никогда не устает, не унывает, не расстраивается и не сдается.

В следующую секунду он наклоняется над моим ухом и, перекрикивая грохот, орет:

— Скажи мне, что это не сон!

Я прищуриваюсь и глотаю скользкий ком. Ну конечно же, он имеет в виду, что мерч разлетелся очень быстро, а народу собралось очень много, и песни его звучат очень круто…

— Оставим пару штук, хорошо? Замутим розыгрыш. — Прячу оставшиеся браслеты в рюкзак и трусливо сбегаю. Сбрасываю его в углу среди других пожитков и выхожу на улицу.

Во дворе многолюдно — все доски заняты, гости сидят даже на прогретой солнцем плитке — несмотря на разгар дня, кое-кто уже изрядно пьян. Чуть дальше, в гигантских бетонных кольцах несостоявшегося водовода, несколько парней катаются на скейтах.

Задираю рукава безразмерного свитера и спускаюсь к пруду — теплый ветер, не знающий преград, носится по бескрайним просторам, гладит спину, приятно холодит старые шрамы и треплет мои волосы.

Пейзажи вокруг преобразились — кусты верб покрылись серебристо-зеленой листвой, а бархатные луга — огромными желтыми одуванчиками, их пыльца, словно напыление золота, мгновенно липнет к черным джинсам.

Останавливаюсь у берега, стягиваю с запястья потрепанный кожаный ремешок и собираю голубые патлы в хвост на затылке. Этот ремешок часто выручает меня в простых бытовых ситуациях. Он — единственное материальное подтверждение, что человек, которого я когда-то любила, действительно существовал…

Над головой, в пронзительно-синем небе, парят кипенно-белые облака, подернутое рябью зеркало воды переливается слепящими бликами.

Привычного мешка, набитого неподъемной виной, растерянностью и страхом, за плечами нет — его нет уже несколько суток, с тех пор как Ярик предложил свою помощь, дружбу, любовь, себя… Умудрившись вместить все это в короткую невинную фразу.

На сердце просто и радостно, как в давно забытом детстве.

Позади раздается шорох кустов, резко оборачиваюсь и вижу Ярика — безмятежная улыбка, глаза невероятного оттенка янтаря, ямочки на щеках и веснушки на переносице невыносимо милы.

Он вынимает из-за спины венок из одуванчиков и надевает мне на голову.

В памяти взвиваются яркие болезненные ассоциации — застывший в вечности взгляд цвета моря и точно такой же венок — последний подарок для моей первой любви…

— Я не очень люблю их, — признаюсь тихо, и Ярик кивает:

— Конечно, они не шикарные. Но, блин, посмотри, как они тянутся к солнцу! Они мало живут — быстро старятся, распадаются на части и умирают, так и не долетев до него. Но каждой весной возрождаются снова и становятся маленькими солнцами. И… как же они тебе идут…

Горячие слезы подкатывают к горлу, но я улыбаюсь. Счастье, благодарность и дикая боль сплетаются в тугой клубок — мы расцепились всего пару часов назад, но я уже боюсь его потерять и дрожу от одиночества и холода.

Ярик подходит вплотную, стискивает меня в объятиях и целует в макушку:

— Как ты?

— У меня все болит… — шепчу с придыханием и наблюдаю за его реакцией. Мне нравится его смущать, но не тут-то было — на прекрасном лице нет и намека на стыд.

— Хочешь подую? — усмехается он, и я подвисаю. Ему чертовски идет порок. Я испортила почти святого мальчика и ничуть не сожалею о содеянном, как бы меня это ни характеризовало.

— Скажи, когда ты успел так низко пасть? — бормочу сконфуженно, а потом мы целуемся по-настоящему — страстно и бешено, так, что не хватает воздуха и закладывает уши.

— Оул! Ты нужен нам, май дарлин! — как дурной вопит Юра возле коттеджа, и Ярик наконец дает мне вдохнуть. Оглядывает с ног до головы, опускается на корточки и быстро превращает в бантик развязавшийся шнурок на моем кеде.

…Мальчик, готовый ради меня на все…

Две реальности — прошлое и настоящее — смешиваются. Они всегда были неразделимы. Это знак. Это судьба. Это привет и благословение с того света.

— Оул! Еп, ну где тебя носит? — сорванный голос Юры раздается в опасной близости, Ярик вскакивает и, подмигнув мне, скрывается в кустах.

Прижимаю к груди кулак и реву, как ненормальная. Шатаясь, бреду по берегу, сажусь на теплую землю невысокого обрыва, любуюсь аккуратным бантиком, и слезы застилают глаза.

Снимаю венок и пускаю его по воде — словно маленькое солнце, он качается среди отражений облаков и, влекомый течением родников, отплывает все дальше и дальше…

Только что Ярик простыми словами донес до меня важнейшую истину. Все это время я летала по воздуху, как парашютик, отделившийся от некогда целого живого цветка, от меня не зависели ни скорость, ни направление… Теперь под ногами есть твердь. Можно пустить в нее корни и начать свой путь к солнцу с начала.

***

Прогон завершен, к гигантским трубам подтянулся народ — колеса скейтов царапают бетон, химический запах свежих граффити смешивается с дымом мангала, сигарет и сладким паром вейпов, над поляной разносится «White Wine» Lil Peep’а, хохот и разговоры.

Солнце уже не в зените — тени удлинились, над крышами звенят ласточки, но вечер обещает быть ясным и теплым.

Ярик катается взад и вперед по импровизированной рампе, выполняет замысловатые прыжки, и скейт слушается его, как живое существо. Юра, Ками, Дейзи и Никодим сидят снаружи, прислонившись спинами к трубе, их лица напряжены, но сияют от предвкушения.

Пробираюсь сквозь густую траву, рассматриваю каждого из ребят, и в груди теснятся робкие надежды и страхи. Сколько бед они преодолели вместе, сколько раз были на