Арнольд вооружился точно таким же молотом, прошедшим чудесную трансформацию и вдобавок ко всему облачился в уже знакомые мне «латы Цепеша».

– Опричники не одобрят… – укоризненно заметил я, неспешно дополняя «доспех тьмы» элементами Света и Духа.

«Давно пора привыкать использовать новые техники, а не рефлекторно использовать старые, – осуждающе проскрипел дедушка. – Поспеши. Ватацуми едва сдерживает твою тёмную ипостась. Вслед за ним наступит и мой черёд, но и меня надолго не хватит».

«Спасибо, дедушка, – мысленно шепнул я, – всегда знал, что ты не бросишь меня!»

«Судьбу благодари, олух! И вообще, твоя женщина обещала назвать твоего сына в мою честь! Это ей ты обязан всем! Если бы не ваше дитя…»

«Одному – святилище, второму – имя… Стоп!» – мысленно заорал я, остановившись как вкопанный, и пропустил горизонтальный удар молотом. Мир закрутился, ноги преступно легко оторвались от земной поверхности, меня завертело и на приличной скорости впечатало в фонарный столб.

– Наше… дитя?! – ошарашенно выдохнул я, мотая головой в бесплодной попытке избавиться от звона в ушах.

«О чём вы разговаривали весь вечер, раз она тебе не сказала? – удивлённо спросил дедушка. – Ладно, всё потом! У тебя почти не осталось времени! Разберись с этими кузнецами и спрашивай у неё сам!»

Фонарь обиженно моргал, осыпая меня потоками искр. Прохрипев нечто нечленораздельное, я одним прыжком оказался на ногах. И едва успел принять первый из шквала обрушившихся на меня ударов. Арнольд с хэканьем орудовал двуручным молотом, вращая им не хуже, чем монахи-даосы своими шестами. Ударная часть металась из стороны в сторону, постоянно пробуя «доспех инь-ян» на прочность и не давая вздохнуть.

Нырнув в спасительный транс, я с трудом смог вырваться из навязанного мне ритма боя, ухватился за обжигающее Силой древко оружия и что есть мочи боднул Арнольда в переносицу. Бладштайнер пошатнулся, крепко вцепившись в молот обеими руками, рванул его на себя и дал мне мгновение передышки.

Попросту подпрыгнув на месте, я скрутил тело, усиливая инерцию полным оборотом вокруг своей оси, и что есть сил зарядил Арнольду ногой в челюсть, усиливая удар гравитационным выплеском. Молотобоец не смог удержаться на ногах и отлетел на добрый десяток шагов, рухнув у подножия скульптурной композиции. Сталь его молота огорчённо зазвенела у меня под ногами.

Отыскав взглядом Лёху, я с облегчением выдохнул: друг пошатывался, но вполне уверенно стоял на своих ногах. Уроки Мастера Витара не прошли даром.

А вот Алекса… Над ней, с задумчивым философским видом, нарочито пренебрежительно игнорируя свет проблесковых маячков от приближающихся полицейских машин, стоял седовласый мужчина лет пятидесяти на вид. Девушка уже пришла в себя и сумела потушить защищавшее её пламя. Алекса что-то горячо говорила, а мужчина глубокомысленно кивал, размышляя о чём-то своём, пока не увидел меня.

– А вот и зять, – насмешливо протянул он, оглядев меня с ног до головы, и осуждающе покачал головой: – Какой-то он у тебя… узкоглазый!

Первой не сдержалась Алекса, вслед за ней слабо улыбнулся и я, а хохот будущего тестя заглушил даже визг тормозящих полицейских машин…

Глава 8

В принципе мышления любого опричника искусственно заложены сложные логические последовательности, позволяющие носителю производить холодный и безукоризненный анализ происходящего в режиме нон-стоп. Этакий интуитивный внутренний голос, таящий в необъяснимых предчувствиях массивы переработанной подсознанием информации. Создавшая институт Опричного приказа династия Рароговичей обладала множеством секретов и не стеснялась применять их, не скрывая отблеска древних знаний. Тогда ещё царство Российское нуждалось в независимых и непредвзятых слугах порядка. И получило их.

Дарованная опричникам система обучения превращала обычных Одарённых в живые вычислительные машины, скорость принятия решений которых превышала человеческую в несколько раз, а методы отличались повышенной эффективностью. Особые тренировки разума и коррекция психики органично сплетались с ритуалистикой и мистицизмом, порождая касту служителей закона, истинно верующих в закон.

Безусловно, лучшая из всех систем обучения, если бы не один нюанс. Зачастую требования закона беспощадны и неумолимо требуют неукоснительного соблюдения. Поэтому ни один опричник априори не может сознательно пойти против заложенной в него программы. Даже если расследуемое им дело касается близкого ему человека. Никакой эмоциональной заинтересованности. Всё во имя служения. Всё во имя закона.

– И да свершится, что должно, и справедливая кара неизбежно настигнет виновных, потому как все равны перед лицом правосудия…

Скачущий негромким эхом, шёпот Аскольда ошалевшим тушканчиком метался в клетке стен его кабинета. Опричник сидел за массивным рабочим столом из тёмного моравского дуба, удобно откинувшись в глубоком мягком кресле, задумчиво перебирая пальцами холодные каменные бусины чёток. Каждое слово сопровождалось тихим щелчком, бусины сталкивались, аккомпанементом приглушённых ударов задавая ритм повторяемой по кругу мантры. Мантры, призванной обеспечить непредвзятость суждений.

– И да свершится что должно…

Повторив это не менее дюжины раз, опричник вздрогнул. Его льдисто-голубые глаза полыхнули ослепительной короной, как солнце во время его затмения, полыхнули энергией жизни, пробуждаясь от глубокого зимнего сна и наполняясь свечением.

– И да свершится, что должно… – в последний раз прошелестели его губы и застыли, скованные болезненным ощущением оттаивания.

Остывший до тридцати градусов организм пробуждался из спячки, а сердце восстанавливало привычный ритм, заново разгоняя кровь по сосудам. Аскольд очнулся, стряхивая с себя остатки сонного оцепенения. Использованная им практика позволяла основательно замедлить большинство процессов тела, перенаправив энергию на работу мозга. В таком состоянии опричник становился чем-то вроде мощного компьютера, способного напрямую работать с подсознанием. Скорость и качество обработки информации возрастали кратно…

– С возвращением в мир живых, старший! – Ехидное приветствие от дверей кабинета разорвало царящее в нём безмолвие в клочья. – Мы уже начали беспокоиться, Айсберг, уж больно ты глубоко призадумался. Ты отсутствовал больше суток!

Явственный упрёк в голосе младшего напарника опричник воспринял в своей привычной манере – возвёл очи горе и… промолчал, прислушиваясь к ощущениям организма. Чувствительность возвращалась к нему яростными наплывами, тепло растекалось по телу раскалённой лавой, прожигая кровеносные русла внутренних «рек», разгоняя стылый поток по самым отдалённым уголкам разветвлённой системы кровеносных сосудов.

Старшему опричнику стало теплее и на душе: всё же его возвращение из анабиоза не прошло незамеченным. Какое-никакое, а внимание. Впрочем, в тесном коллективе боевой тройки Приказа и не могло быть иначе.

У дверей кабинета, привалившись спиной к косяку, стоял Еремей. Самый молодой из всех, только недавно окончивший практику в столице и потому отчаянно недолюбливающий провинцию, в которую его занесло распределением. Отлипнув от точки опоры и зашарив руками по отделанному серебром поясу, оплетающему тёмно-синий кафтан с меховой опушкой, парень стелющимся шагом приблизился к