– За двадцатку, – я вытащил деньги, которые копил и протянул ей. Тетка чуть поколебалась, а её пиздюк пустил слезу.

– Двадцать пять, – буркнула она, забирая у меня деньги. Я вздохнул и, покопавшись в карманах, вытащил мятую «пятерку», которая тоже отправилась в руки продавца. – Посмотри, может еще чего найдешь. Вот еще книги, журналы…

– Не, спасибо, – помотал я головой и, взяв книги, подмигнул пиздюку, который еле сдерживал слезы. Уходя, я услышал, как его прорвало, и он истерично выговаривает что-то матери. На обратном пути, когда я снова проходил мимо, он жрал беляш с мясом и проводил меня равнодушным взглядом, забыв о книгах начисто.

Прямо с рынка я зашел к Алёнке. Она открыла мне дверь, мокрая от пота, в мамкином платье. На руках резиновые перчатки, рядом ведро с мыльной водой, воняющее хлоркой. Уборка поди в самом разгаре.

– Держи, – хмыкнул я, протягивая ей книги. Алёнка, сняв перчатки, осторожно взяла их в руки, и её глаза расширились от удивления.

– Тёмка, ты чего? – хрипло спросила она, жадно рассматривая обложку, на которой было написано «Властелин колец: Братство кольца».

– Да ханыга какой-то продавал на рынке. Я помню, ты мои до дыр уже зачитала, – отмахнулся я, ковыряя носком ветхий коврик у Алёнкиной двери. – Пусть у тебя свои будут.

– Тём, у меня нет…

– Иди в жопу, Огурцова. Он их за копейки продавал. Потом отдашь, – соврав, ругнулся я и, улыбнувшись, ехидно на неё посмотрел. – Можешь выкинуть, если так гордость душит.

– Иди ты, – чисто и искренне рассмеялась она, а потом, резко подавшись вперед, обняла меня. Я почувствовал её груди, маленькие и упругие. – Тём, я…

– Не за что. Читай на здоровье, – хмыкнул я и, развернувшись, помчался вниз по ступеням. Ночью мне приснилась Алёнка, а я стеснялся подойти и поцеловать её. Наверняка она догадывалась, что я ворую книги из библиотеки, но ничего мне не говорила. Может, оценила мои порывы, а может, понимала, что другими путями не получит этих книг. В любом случае, за одну Алёнкину улыбку и эти объятья я готов был повторить все вылазки снова.

Радостных моментов было мало, но они были. Пусть и небольшие, они порой освещали мою жизнь, принося в неё то тепло, в котором я нуждался. А я старался делиться этим теплом с Алёнкой, которой приходилось порой хуже, чем мне. И эти книги, как и бутерброды, пусть и были мелочью, но мелочью, которой я делился от всего сердца.

Глава одиннадцатая. Отстоять своё.

Каждый день моей жизни – это ебаная борьба. Она идет постоянно, заставляя истощаться нервные клетки и желание жить. Борьба идет по пути в школу, продолжается в школе и по пути домой. Даже дома и на улице приходится бороться. С уродами, с людьми, со своими комплексами и страхами. И в этой борьбе почти невозможно победить.

Издевательства над личными вещами в нашей школе начались в восьмом классе. Тогда одуревшие от безнаказанности Кот, Зяба и Глаза нихуя ничего не стеснялись. Они могли вывалить содержимое портфеля Шпилевского в унитаз и залить мочой учебники. Могли порезать портфель Алёнки лезвиями, а моим пакетом поиграть в футбол на перемене, измочалив его до состояния половой тряпки.

Мафон мог отжать у любого пиздюка на улице шапку, а с залетных снимали куртки и обувь. Одежда потом загонялась своим, или же мафоновские бляди стояли на Блохе и торговали отжатыми вещами, чтобы наскрести своему ебарю на бухло, траву и сигареты. Как-то раз двоих залетных, хуй знает что забывших в нашем парке, раздели догола, отпиздили, а шмотки сожгли при них в мусорке. Местные предпочитали не выебываться и носили что-нибудь неброское, такое, на что ни один взгляд не ляжет. Понятно, что старшаки, типа Толика-спортсмена, ходили в том, в чем хотели. Потому что знали, что на них никто не залупнется. А вот «малым», как они нас ласково иногда называли, везло меньше.

С меня неоднократно снимали шапки, однажды сняли новенькую куртку, купленную у турков на рынке, но со временем и я заматерел. Стоило только услышать: «Э, малой, поди-ка сюда», как я стартовал с места на второй космической и скрывался в лабиринтах пятиэтажек и расположенных во дворах гаражах. Бегал я быстро, поэтому меня редко догоняли и обирали. Но в школе съебаться было проблематично, поэтому я крайне редко брал или надевал в школу хорошие вещи. Порой с родителями до войны доходило, почему я не хожу в школу в новой куртке, купленной мне специально на десятый класс. Я заебался рассказывать им об уродах и что они с этой курткой сделают, поэтому просто молчал, пока мама, заламывая руки, начинала в очередной раз причитать. В хороших или новых вещах я гулял только днем и только по своему району. Мафон своих «дворовых» не трогал, разве что изредка мог что-нибудь попросить, когда не хватало денег на бухло. Поэтому в школу я ходил в одной и той же одежде: старых брюках, которые потом заменили джинсы из «секонда», на них даже Мафон бы не позарился, отцовском вытянутом свитере, колючем и жарком, и в старенькой ветровке. Туфли тоже были отцовскими, и уроды никогда не забывали подъебнуть меня, что я одеваюсь как бомж.

Ветровка была штопаной-перештопанной. Кот однажды скуки ради порезал её ножом в гардеробе, и я просидел полночи, чтобы худо-бедно её зашить, пока мамка не увидела. Моим свитером иногда играли в футбол на переменах, скатывая из него колючий шар. Это в десятом я додумался снимать свитер и прятать его с курткой под лестницей, где мы с Алёнкой проводили перемены. Конечно, зимой было холодновато, особенно когда рядом лопались трубы и школа пару недель стояла без отопления, но в итоге я привык. Всяк лучше, чем потом стирать свитер и пиздовать в школу утром в мокром, потому что он не успел высохнуть.

Шпилевскому везло меньше. Его рубашку столько раз обоссывали на физкультуре, вытирали ей жопу и что только не делали, но Лёнька всегда меланхолично подбирал одежду с пола, а утром приходил в ней же. Выстиранной и выглаженной. Свитер, по моей наводке, он тоже прятал. Но не в гардеробе, где до него могли добраться Кот и Зяба, а под лестницей, в старых ящиках. С личными вещами Шпилевскому тоже не везло: его «Электронику МК 33» Кот, веселья ради, разбил об стену. Хуй знает, как Лёнька смог его собрать, но на следующий урок по математике он пришел с этим же калькулятором, пусть и