по итальянским городам, где в этот период проходили заседания Базельского собора[148]. Он побывал в Риме, затем отправился в Болонью, Флоренцию и в Феррару (где началась его дружба с герцогом Леонелло д’Эсте). Более поздние путешествия Альберти вплоть до кончины в 1472 г. связаны с его славой выдающегося архитектора. Его творения можно увидеть в разных городах Италии — Палаццо Ручеллаи находится во Флоренции, храм Малатесты — в Римини, церковь Сант-Андреа — в Мантуе. Следует ли в этой связи упоминать о распущенной и полной приключений жизни самых «дорогостоящих» придворных гуманистов Италии — Франческо Филельфо или Антонио Беккаделли по прозвищу Панормита («Происходящий из Палермо»)?

Путешествия, дружеские связи интеллектуалов и их взаимная переписка способствовали укреплению и упрочению уже существующих в среде итальянской интеллигенции уз солидарности и единения, определили то особое положение, которое ученые и писатели занимали в койне Италии. Осознание этого факта явилось началом великой эпохи гуманизма. Лишь в период Просвещения итальянское общество вновь захлестнет волна всеобщего воодушевления и твердого стремления познать истину.

Обычно, когда речь заходит о гуманистах (и это самая распространенная точка зрения), мы представляем себе целую армию неутомимых исследователей и коллекционеров древних рукописей, чья основная заслуга заключалась в том, что они познакомили нас с культурным наследием классики. Однако если бы вклад гуманистов был ограничен только этим (а он, безусловно, значительно шире), то современная культура и цивилизация все равно оказались бы перед ними в неоплатном долгу. Без их открытий, находок, деятельности по восстановлению документов было бы немыслимо все последующее развитие европейской культуры. Достаточно вспомнить, какое огромное историческое значение имел призыв гуманистов к изучению греческой философии. С конца XIV в. и вплоть до падения Константинополя (1453) греческих ученых приглашали преподавать в итальянские школы и академии. В результате великое наследие византийской философии, начиная с Михаила Пселла[149] и далее, стало доступно представителям западноевропейской культуры. Более того, именно благодаря гуманистам человек той эпохи мог познакомиться с сочинениями древних греков в оригинальных списках или же в тщательно переписанных копиях. И наконец, нельзя не сказать о таком важнейшем событии эпохи гуманизма, как открытие великого наследия Платона или же трактата Лукреция «О природе вещей», который Поджо Браччолини[150] обнаружил наряду с другими знаменитыми текстами античности в подвале швейцарского монастыря. Каждую из найденных или восстановленных рукописей прилежно переписывали, и многие из них нередко становились предметом торговли. Так, в эпоху гуманизма заметно возросла роль продавцов кодексов, «книготорговцев». Один из них, флорентиец Веспасиано да Бистиччи, писал в своих «Жизнеописаниях знаменитых людей XV в.» о том уважении, какое он испытывал к образованным клиентам, и о той ответственности, которой требовало от него его ремесло. Так возникли первые библиотеки. В созданную гуманистом Никколо Никколи библиотеку монастыря Сан-Марко во Флоренции вошли личные собрания Боккаччо. История знаменитой Марчаны в Венеции началась с небольшой коллекции, завещанной библиотеке одним из крупнейших гуманистов той эпохи — кардиналом Виссарионом[151]. В ней хранились принесенные в дар республике книги Франческо Петрарки. Наконец, образование Ватиканской библиотеки приходится на понтификат Николая V (1447–1455). Однако даже такие изменения в создании и распространении книг не могли удовлетворить потребности широкого круга читателей, поэтому изобретение книгопечатания (если таковое действительно имело место) произошло как нельзя вовремя.

Таким образом, если бы деятельность гуманистов сводилась исключительно к восстановлению великого наследия античности, то, повторим, уже поэтому их вклад в развитие современной культуры и цивилизации было бы трудно переоценить. Однако они занимались не только этим.

Постепенно в ходе работ по реставрации, изданию текстов и написанию комментариев к ним шло формирование (и это было самым важным завоеванием эпохи) отдельных методологических критериев, которые и сегодня определяют направление научного исследования. Прежде всего речь идет о беспристрастности науки: никакие политические убеждения или религиозные догмы, никакие внешние факторы не должны влиять на работу ученого. Горе тому, кто похитит текст или провозгласит подлинность подделки! Филология является основой любого знания, ключом к изучению любого научного трактата и необходимым условием для ознакомления с любым текстом. Классическим примером нового метода и стиля работы стало доказательство Лоренцо Валлой подложности знаменитого «Константинова дара». Опровержение подлинности этого используемого Церковью для оправдания светских притязаний документа было проведено на основе его текстуального и филологического анализа. Вместе с тем для понимания любого текста необходимо определить время написания и его место в сокровищнице мировой литературы. Так филология порождала историзм. Речь шла не о том, чтобы противопоставить Платона Аристотелю, а о том, чтобы понять их с их же помощью. Как утверждал Леон Баттиста Альберти в своей комедии «Фило до кс», Алетея (Правда) — дочь Хроноса (Времени). Его соотечественник Маттео Пальмиери (1406–1475) вторил Альберти: «Veritati profecto cognitionem dant tempora»[152]. В результате соединения филологического метода с категориями историзма возникла особая форма исследования, нашедшая свое воплощение в трудах великого филолога и проповедника терпимости эпохи гуманизма Эразма Роттердамского (ок. 1467–1536).

Гуманисты отдавали себе отчет в том, какое огромное значение имело их открытие. Они понимали, что их заслуга заключалась не только в обнаружении и восстановлении сочинений античных авторов, но и в том, что они постигли суть метода древних: свобода от предрассудков и влияния политических идолов, беспристрастие и ясность ума. Гордые своим открытием, они с откровенной жалостью смотрели на Средневековье, media aetas (этот термин изобрели сами гуманисты), как на период господства предрассудков, филологической неразвитости и неспособности оценивать события в их историческом развитии. В противовес Средним векам гуманисты превозносили современную им эпоху и осуществленную ими интеллектуальную революцию. Таким образом, увлечение античностью позволило гуманистам почувствовать себя людьми Нового времени. Подражание древним заключалось не в повторении их изречений, а в восприятии окружающего мира с присущими античным авторам любопытством, страстью и трезвостью суждений, что направляло их на путь созидания, побуждало искать и открывать новые истины. Так чистая наука создала науку прикладную.

Как писал Леон Баттиста Альберти в трактате «О живописи», вплоть до своего возвращения во Флоренцию из ссылки он был убежден в том, что «усталая» человеческая природа уже неспособна достичь размаха и творческого потенциала «доблестных древних времен». Однако после того, как он вернулся на родину и увидел творения Филиппо Брунеллески (Пипо-архитектора), Донателло, Мазаччо и других великих флорентийцев той эпохи, он понял, что люди Нового времени превзошли древних, поскольку «мы находим неслыханные и невиданные прежде искусства и науки». Трудно привести более яркое свидетельство расцвета