В сердце поднялась буря, настоящий гнев. Я резко повернула голову к этой женщине, по нелепости называющейся моей матерью, а она, ахнув и прикрыв рот, отступила назад, в ужасе и трепете вглядываясь в моё лицо.

В первую секунду я даже забыла, что это может стать проблемой. Только когда матушка попятилась на несколько шагов назад и плюхнулась на стул, а взгляд её сменился с панического на восторженный, я осознала, что произошло.

Эмоции подсветили мои глаза, что маман тут же углядела!

— Лидия, — выдохнула она, отнимая руку ото рта. — Ты златоглазая? Ты знала?

Эта особа с лицом моей матери была мне неприятна, но сейчас нельзя было допустить, чтобы она вышла из гостиной и пошла разносить весть по миру. Потому я подошла, присела перед ней и взяла её руку в свою, заглядывая ей в глаза.

— Мама, послушай…

— Давно ты знаешь? Ох, это значит и Септим… Да он же у нас в кармане! Да что там Септим, надо брать выше! Король…

— Мама! — воскликнула я громче, привлекая её внимание. Взгляд была рассеянным, она явно уже мысленно прожигала все деньги, вырученные за то, что втюхала меня дракону. — Давай… ты успокоишься. Не будем рубить с плеча, хорошо?

Куда там! Мама была очень далека от успокоения. Лихорадочно исследуя моё лицо взглядом, она бормотала:

— Да и вне нашего королевства мало ли вариантов? Благородные драконы со всего света будут бороться за возможность обладать тобой… Мы будем купаться в роскоши! Мы можем устроить аукцион!

— Сиди здесь! — строго наказала я и бросилась в сторону кухни.

Не знаю, что в данный момент нужно было матери, но мне необходимо было, чтобы она успокоилась и послушала меня. Пальцы работали быстрее мыслей. Мята! Зверобой! Пустырник! Валерьяна!

От одного запаха получившегося на скорую руку чая глаза слипались. Я плюхнула чашку перед матерью, которая в полном исступлении раскачивалась на стуле, приложив ладони к щекам.

— Шелка… рубины… балы… — бормотала она.

— Мама, испей чаю, — ласково обратилась я, и она, рассеяно кивнув, совсем не как леди залпом опрокинула чашку в себя. Для полноты картины не хватало только рукавом занюхать.

Я не мигая наблюдала за её преображением. Лихорадочный блеск глаз смягчился, веки потяжелели, а голос стал спокойным и задумчивым.

— Славно… — протянула она. — Очень славно. Нужно скорее сообщить миру…

— К чему спешить? — вкрадчиво обратилась я. — Долговая яма нам пока не грозит, поместье у нас не отбирают…

Взгляд её заострился. Она схватила меня за руку и отчеканила:

— Всё благодаря Септиму. Он несметно богат и вероятно даст нам даже больше, чем король. Ты должна с ним помириться, Лидия!

— Да мы не ссорились…

— Обрабатывай его! Если не выгорит — тогда уж рассмотрим другие варианты, — широко улыбнулась она. — И помни, милая: свободу ты получишь только через примирение с Септимом!

Что ж, по крайней мере я выгадала время, прежде чем эта особа пойдёт трубить направо и налево о даре своей дочери. Я тяжело вздохнула и поплелась в комнату.

Обстоятельства складывались так, что мне и правда было проще написать Феликсу, чем подвергать себя риску стать наложницей какого-нибудь дракона, который получит от меня усиление и тут же выкинет, как расходный материал. Или, что ещё страшнее, женится на мне и заставить рожать ему выводок драконят. Нет, увольте!

Сев за широкий письменный стол, я положила перед собой чистый лист бумаги и…

…поняла, что писать при помощи перьевой ручки и чернил я не умею. Это было неожиданное препятствие. Позвав служанку, я попросила её заправить ручку чернилами, но брюнетка посмотрела на меня диким взглядом и сообщила:

— Миледи, откуда ж мне уметь такие вещи?

Провал. Пришлось отлавливать Людвига. Он удивился, аж брови спрятались под его напудренный парик, но спрашивать не стал. Итак, я получила пишущую ручку, но дела мои лучше не стали.

Кляксы!

Ужасно неудобная ручка и, как последствие, нечитаемый почерк!

Бумага, которая легко рвалась металлическим кончиком пера!

Нет, такое позорище отсылать герцогу было никак нельзя.

Когда мне всё же удалось, пусть и посредственно, совладать с канцелярскими принадлежностями, прошло уже несколько часов. Теперь дело оставалось за тем, чтобы придумать текст, и… В голове моей воцарилась полная пустота. Прямо вакуум.

«Мой дорогой герцог!»

Ужасно. Какой-то подхалимаж уровня маменьки. Я скомкала лист и взяла новый.

«Привет, Феликс…»

Да ну, что сразу не «Фелюня»?! Кто так обращается к аристократам!

«Доброго времени суток, Ваша Светлость…»

Я в недоверии уставилась на буквы. Да Феликс даже не поверит, что это написала я. Матерь божья, если я не могу продвинуться дальше обращения, что же будет с текстом!

Дважды у меня заканчивалась бумага, и ещё раз я вылавливала несчастного Людвига, чтобы повторно заправить ручку. Рукава домашнего платья были безнадёжно измазаны чернилами, как и кончик моего носа при ближайшем рассмотрении. Десятки вариантов писем, в которых была и мольба, и просьба, и объяснение ситуации, черновиками летели в ведро.

А затем... я проснулась. Рассветное солнце било в окно, а лежала в куче бумаги, перемазанная в чернилах, и судорожно сжимала в пальцах ручку. Послание Феликсу так и не было отправлено. Тело затекло после ночи в кресле, так что мне пришлось разминаться, как старушке с радикулитом, а потом отмывать себя от намертво приставшие к коже чернила.

Когда я спустилась вниз, было часов семь утра. Мама сновала по гостиной. Выдохнув, я приготовилась держать речь о том, почему не написала послание герцогу и почему не стоит сразу же ехать к королю по поводу моей златоглазости. Мне нужно было ещё время.

Но взгляд матери обратился ко мне с лаской и гордостью, так что я даже сделала шаг назад.

— Ты такая умница, — промурлыкала она. — Когда успела отправить письмо?

— Эм…

— Неважно! Главное, что это сработало!

Блондинка-горничная держала в руках букет и коробку конфет с такой гордостью, будто подарок вручили лично ей. Шоколад распространял невероятный аромат, как и экзотические цветы. Подойдя, я осторожно вытянула из букета маленький конвертик, внутри которого было короткое послание:

«Хватит гулять в моей голове…»

Краска смущения залила моё лицо. Кокетливо хихикнув и накрутив на палец прядь волос, я несколько раз перечитала текст. Феликс… думал обо мне?

Матушка так и светилась торжеством. Настроение у неё и без того теперь было весьма благодушное, и когда она предложила испить чаю с подаренными